Киев

Вслед за князем ушла с пира Предслава. Всё любопытное нынче она уже увидела. Наблюдать за поведением родичей и знакомцев сегодня было не менее занимательно, чем развлекаться представлением потешников. И было над чем подумать… Очевидные поводы для возмущения имелись лишь у князя. Но недовольными выглядели и прочие волнующие княжну особы.

Вернувшись в терем, Предслава погрузилась в размышления.

Вот, к примеру, Свенельд. Он получил в жёны знатную наследницу. Князь обещал ему поддержку людьми для войны с уличами. Казалось бы, что ему ещё нужно? Радуйся и благодари богов и повелителя за щедрость. Зачем он завёл речь про дань с уличей? Да ещё сделал это так дерзко – на виду у всех. Предславе было хорошо известно, что Свенельд всегда искал выгоды, однако жадным он не был: меру знал. И уж точно он не был безрассудным и умел уважать власть более сильного. Ныне же он как будто восхотел подразнить князя. Никакими другими разумными причинами она не смогла себе этого объяснить. И, кажется, этого не мог объяснить себе и сам воевода…

Невесела была и Ольга. Предслава поймала её полный смятения взгляд, обращённый к молодым супругам, когда они соединили уста. Уж не ревновала ли она? В который раз Предслава задавала себе вопрос: что произошло между воеводой и княгиней на ведьминой поляне?

Состояние княгини могло быть просто недомоганием вследствие тягости. Но прежде Ольга всегда чувствовала себя хорошо. Исключая тот случай во время приёма Володислава. Предславе, разумеется, о нём донесли. Тогда княгине Киевской стало плохо, и она покинула застолье, едва не упав в обморок на лестнице. Кажется, её невестка была впечатлена неожиданным требованием Володислава и последовавшим затем гневом Игоря. Предслава злорадно рассмеялась. Вот же забавно! И как складно получилось. Ведь это она сама надоумила и даже заставила князя Смоленского потребовать себе Ласковью.

Володислав был знаком с сестрой Игоря ещё с тех времён, когда служил отроком в дружине Вещего Олега. Предслава, ещё совсем молодая в ту пору, уже была замужем за Руалдом. Володислав нередко встречал её на застольях и даже, на правах княжеского наследника, мог разговаривать с ней и какую-то часть своей жизни испытывал к ней некую сердечную слабость. Для Предславы это тайной не было.

В тот вечер, после приезда в Киев, Володислав явился, чтобы узнать подробности произошедшего с Любомирой. Предслава сама его пригласила: князь ведь велел принять смолянина с лаской и почётом, вот она и старалась. Предслава усадила его за богато накрытый стол, за которым прислуживала Ласковья. Присутствие любимой князевой хоти, само собой, не было случайностью. Предслава позвала Ласковью нарочно, дабы привлечь внимание князя Смоленского. И Володислав, оправдывая ожидания Предславы, с трудом отрывал взгляд от пригожей челядинки.

– Как же ты, несостоявшаяся моя сватьюшка, упустила из рук своих и мою дочь, и Олегову внучку? – спросил он, когда Ласковья покинула горницу. – Разве ж Свенельд не твой был человек? Не твоими ли устами рёк в прошлом годе?

– Был да сплыл. Князев он ныне, а вернее, сам по себе, – с сердцем молвила Предслава, потому что каждое упоминание о воеводе кололо её иглой. – С дочкой твоей поженятся – может, и твоим даже сделается. А дочь твою княгиня у меня из рук увела.

– И ты не сумела справиться?

– Не сумела. Приворожила она князя, кукушка ночная. Дитя понесла. Князь долго наследников дожидался. Вот и дождался наконец. Всё, что ни попросит, ей даёт.

– А дитя-то от князя? – деловито осведомился Володислав.

– От него. Не подкопаешься…