Самым сытным в доме Руты было мясо, его ей приносили заглядывавшие в гости охотники, но на него оленёнок отказывалась даже смотреть. Как, впрочем, и на самих охотников. Они пугали её, и в день знакомства она так и не позволила Руте открыть дверь, расплакавшись и спрятавшись за большой спинкой стула.

В этом Рута могла её понять. Наверняка будь она оленем, она бы тоже не жаждала встреч с охотниками и уж точно не находила бы их привлекательными. Не понимала она другого: кто такая оленёнок и откуда взялась. В магию Рута не верила никогда; пусть многие за глаза и называли её лесной ведьмой, она точно знала, что всё дело в свойствах трав или коры, но никак не в заговорах старых женщин.

И сейчас убеждения заводили её в тупик. Оленёнок бегала по дому, ела, разговаривала и рушила привычный мир Руты одним своим существованием. Сколько она ни пыталась добиться от неё хоть чего-то, в ответ получала лишь растерянный взгляд. Оленёнок серьёзно задумывалась, посасывала палец и с блеском в глазах выдавала только одно: она принцесса.

Принцесса и больше ничего. Оленёнок не знала ни имени, ни возраста, даже назвать точную дату она не смогла, нахмурившись и предположив, что стоит осень, потому что за окном в это время лил дождь. Рута терялась всё больше и больше, но спросить совета у людей она не могла, а лес молчаливо хранил свои тайны.

– Рута, а можно у тебя спросить?

Оленёнок вытерла ладонью лицо и с ногами забралась на стул, обняв колени.

– Я слушаю.

– Откуда ты знаешь моё прозвище?

– Прозвище? – Рута приподняла бровь, не до конца понимая, о чём речь.

– Да, ты называешь меня оленёнком, – она задумчиво прикусила губу и опустила взгляд. – Я помню, что так меня называли раньше. И если ты тоже, может, ты знаешь моих родителей?

Она подняла голову и с надеждой посмотрела на Руту. Внутри всё сжалось. Ей не хотелось ранить оленёнка, такая нежная и наивная, она искренне верила во всё, что слышала, и любые неосторожные слова могли причинить ей боль. Рута старалась защитить её от мысли о том, что её бросили. Слишком хорошо она сама помнила это раздирающее изнутри ощущение ненужности.

– Всё может быть, оленёнок, – Рута подошла и потрепала девушку по волосам.

Съёжившаяся и взъерошенная после ночи, она была похожа на лесного зверька, но в отличие от них, оленёнок никогда не отказывалась от ласки.

– Рута, но ведь они должны искать меня, да? Они же любят меня, значит… – вечно звонкий и задорный голос сейчас звучал непривычно робко. Непрошенные мысли, хотела Рута того или нет, настигали оленёнка.

– Я тебя люблю, – прервала её Рута и, следуя внезапному порыву, крепко обняла. – Можешь ни о чём не беспокоиться. Или тебе не нравится у меня?

– Очень нравится, – оленёнок прижалась и уткнулась носом в шею.

– Даже очень? – Рута поднялась и хитро прищурилась. – Так ты никогда от меня не уйдёшь, непорядок, а не пора ли тебе купаться?

Оленёнок широко распахнула глаза, и Рута заметила, как она сжала ладони и вытянулась, словно струна – готовясь сорваться с места в любой момент. Небольшая тёмная пристройка, которая служила баней, не нравилась оленёнку, а необходимость мыть длинные волосы и вовсе приводила в ужас.

Но больше, чем полутьма, слишком горячая или холодная – как казалось оленёнку – вода, банный веник и пауки, её пугало зеркало, перед которым Рута расчёсывала её после купания. Когда оленёнок впервые увидела своё отражение, она отшатнулась и, не решаясь снова взглянуть, спросила у Руты, кто был там, по другую сторону.

Рута смутилась: гроза, ночной гость, внезапно оказавшийся не тем, кем выглядел – после этого она ожидала худшего. Но когда сама заглянула в зеркало и увидела лишь привычное для себя отражение, она поняла, что дело было в оленёнке.