Ахилло помолчал и проговорил тихо, словно раскрывал опасную тайну:

– Информацию мог поставлять сам Робеспьер – из каких-то известных ему соображений. Ну, а товарищи историки теряются в догадках…

Пустельга помрачнел. Ахилло явно на что-то намекал, но понимать его намеки или даже думать о них не хотелось. Некоторое время оба работали молча. Сергей тщательно подбирал выражения докладной, по опыту зная, как важно не написать лишнего – особенно в такой бумаге. Выходило пока не особо убедительно.

– А ну его! – Ахилло отбросил в сторону машинописные страницы и лениво потянулся. – Отец-командир, а не устроить ли нам поход в театр, а? А то одичаем. Мы ведь все-таки в Столице!

Мысль сразу пришлась по душе. И в самом деле! За эти дни Пустельга видел лишь кабинеты Большого Дома да комнатку в общежитии, где его покуда поселили.

– А что? – докладная была вновь отложена, Сергей повернулся на стуле и поскреб подбородок. – Это мысль! Когда я тут стажировался, то почти каждый вечер где-либо бывал. Помню, попал на премьеру к Мейерхольду…

Он умолк, сообразив, что сболтнул лишнее. Театра Мейерхольда уже не было… Михаил, однако, сделал вид, что не услышал:

– Во МХАТе скоро будет премьера. У нас есть театральная касса. Мы ведь, так сказать, шефы.

– Вам нравится МХАТ?

Сергей вспомнил, что Ахилло – из театральной семьи. Михаил усмехнулся и покачал головой:

– Мне? Нет, не нравится. Мой батюшка просился туда на работу, а господин Станиславский дал ему от ворот поворот. А если серьезно – нельзя сейчас играть так, как сорок лет назад и вдобавок спекулировать на прошлой славе…

Сергей вновь вспомнил Мейерхольда. Странно, отчего-то закрыли именно Революционный театр, а не какой-либо из старых, совсем не революционных!

– А можно и в Большой, – продолжал Ахилло. – Там кое-кто славно поет. Давыдову слыхали?

– Это в Ташкенте-то? – улыбнулся Сергей. – Все! Идея одобряется, но подождем возвращения Прохора Ивановича. Вместе и сходим…

– Годится, – невозмутимо согласился Ахилло. – Кажется, в Театре Юного зрителя идет мощная пьеса – «Кулак и батрак»…

Пустельга обиделся за юного лейтенанта и хотел было достойно возразить зазнавшемуся столичному обывателю, как внезапно звякнул стоявший на столе внутренний телефон. Ахилло лениво снял трубку.

– Группа старшего лейтенанта Пустельги. Да… Так точно!

Тон его изменился, старший лейтенант вскочил и сунул трубку Сергею, шепнув: «Нарком!» Еще не совсем осознав происходящее, Пустельга бросил взгляд на недописанную докладную и осторожно проговорил в мембрану:

– Старший лейтенант Пустельга… Здравия желаю, товарищ…

– Вы не один? – послышался негромкий взволнованный голос Ежова. – Попросите своих сотрудников выйти…

Ахилло, явно обладавший сверхъестественным чутьем, был уже у дверей. Сергей кивнул, и старший лейтенант исчез, плотно прикрыв за собою массивные створки.

– Я один, товарищ народный комиссар… – начал Сергей, но Ежов его тут же оборвал:

– Хорошо! Сейчас с вами будут говорить. Выслушайте – и выполните все точно!

В трубке послышался щелчок. В эту долю секунды Пустельга сообразил, кто мог отдавать ему приказ помимо наркома и вместо наркома – и похолодел. Он был почти уверен, что сейчас услышит знакомый всей стране глуховатый голос с еле заметным акцентом…

– Сергей Павлович? Это Иванов говорит. Помните?

Трубка чуть не выпала из рук. Голос был знаком, но это, конечно, не голос любимого Вождя… Впрочем, думать некогда. Вспомнилось лишь прощальное: «Забудьте!»

– Никак нет, товарищ Иванов. Не помню. Забыл!

– А-а-а! – в трубке послышался смешок. – Похвально, товарищ руководитель группы. В деле разобрались?