– Нет, я бы слыхал, – усмехнулся Ахилло. – Правда, упоминавшийся уже сегодня гражданин Лапшин пересказал бы вам, Сергей, очередную байку, что существует некто товарищ Иванов, который на самом деле и правит страной, а товарищ Сталин – это либо его псевдоним, либо один из помощников.

– А что, так говорят? – Сергей вновь почувствовал себя скверно. Чтобы там не болтали, но таинственного Иванова он видел собственными глазами!

– Говорят – пока языки не отрежут. Сергей! Товарищ старший лейтенант! Отец-командир! Извините, если сгрублю. Вы – в Столице, и сплетни здесь тоже столичные… Привыкайте!

– Постараюсь, – Сергей и не думал обижаться. Тем более у него был еще один вопрос:

– Тут… в Главном Управлении… Я встречал какого-то комбрига. У него петлицы сапера. Лицо такое красное…

Михаил долго молчал. Они спустись по эскалатору, и только в самом конце бегущей лестницы Ахилло словно очнулся:

– Вы мне ничего не говорили, Сергей, а я ничего не слышал – ни о комбриге, ни о его петлицах. Да и вы его не видели. Договорились?

– Договорились…

…Странно, Михаил-Микаэль явно испугался. А ведь он вовсе не казался трусом!

На следующий день Пустельга отправил Прохора в Тамбов, на пороховой завод, а сам сел за докладную наркому с предложением возобновить расследование по делу Кадудаля. Ахилло, чтобы тот не бездельничал, он посадил за длинный список подозреваемых, составленный еще покойным Айзенбергом. Туда входили те, кто по своему положению мог поставлять «Вандее» информацию или оказывать иное содействие. Затея почти безнадежная – агенты подполья, могли занимать должности как в многочисленных наркоматах, включая и Большой Дом, так и в ЦК, а также в Столичном горкоме. Кроме того, список приходилось то и дело обновлять. За последний месяц бесследно сгинуло двое наркомов, несколько завотделами ЦК, не говоря уже о работниках помельче. Сергей вспомнил замечание Ахилло о телефонистках и был вынужден признать, что в этом случае список вообще не имеет смысла.

Внезапно Михаил, что-то черкавший карандашом на одной из страниц, хмыкнул. Пустельга, оторвавшись от докладной, вопросительно поглядел на орденоносца.

– Ничего, – покачал головой Ахилло. – Просто вспомнил, что нам в спецшколе рассказывали…

– Про шпионов?

– Про них, родимых. Во времена Французской революции существовал Комитет Общественного Спасения. Нечто вроде Совета Труда и Обороны…

– Помню. Это мы учили.

Историю Французской революции Сергей и в самом деле знал неплохо.

– Ну вот, и там, представьте, завелся шпион. Не где-нибудь – при самом Робеспьере!

– Вандейский? – невольно вырвалось у Пустельги.

– Шут его знает! Скорее всего работал на Кобленц, на эмигрантов. Начали его, естественно, искать. Выбирать почти что не из кого: двенадцать человек, минус, естественно, сам Робеспьер, Сен-Жюст и Кутон – эти были фанатиками. Остается девять…

Сергей отложил в сторону недописанный лист бумаги. Давняя история вдруг почему-то показалась очень важной.

– И что? – не выдержал он. – Нашли?

– Ага. Некоего Эро де Сешеля. Шпиона судили, отправили на гильотину… А информация продолжала поступать, причем первоклассная. Прошло сто пятьдесят лет, архивы открыли, мемуары напечатали…

– Не нашли?

– Представьте себе, товарищ командир, нет. А ведь тогда разведка еще не имела такого опыта прикрытия агентуры. Нет, я не в целях нагнетания пессимизма, я так…

– Как это – так?

Сергей внезапно подумал, что Ахилло знает нечто важное – или о чем-то важном догадывается.

– Наиболее трезвые историки считают, что шпиона там вообще не было. Подполье специально дезориентировало своих хозяев в Кобленце, чтоб получить больше денег. А, может, эта игра предназначалась для якобинцев: снесли же голову де Сешелю! Впрочем, мог быть еще один вариант…