Они вышли из машины, и мужик радостно воскликнул:

– Здрассьти! Я за бормашиночкой!

– Добрый… э-э-э… вечер, – ответил вежливый Корольков.

Лёша же посчитал иначе:

– Доброе утро! – сказал он одновременно с Сашей.

Однако нечто до боли знакомое прозвучало в этой его «бормашиночке», подумали одновременно Корольков с Румянцевым, и, подойдя поближе, узнали в бесформенной фигуре Васю Пятакова – проктолога из сорок третьей больницы. Вася был их ровесником, но с ними не учился – он переехал в Новосибирск из какого-то небольшого среднерусского городка. Из Новосибирска родом была его жена, а ее Вася, поговаривали, любил больше жизни, потому что мог удержать на ладони одной руки – такая она у него была миниатюрная, словно Дюймовочка. Сам же Василий Владимирович Пятаков выделялся среди коренных сибиряков не только своим могучим телосложением, но еще и цветом волос: таких светловолосых людей в Сибири не бывает. Был он увальнем с огромными ручищами и удивительно живой и добродушной улыбкой. Однако доктора-мужчины Васю некоторым образом иррационально побаивались: в городе было всего два реально хороших проктолога – Вася и доктор Драбкина в Академгородке. Случись чего, суеверно сплевывали через левое плечо мужики, не к Драбкиной же идти… При этом как профессионалы, обладая академическими знаниями в области анатомии и физиологии человека, они в страшном сне не могли себе представить, что с ними может сделать своими ручищами доктор Пятаков. Света Гулькина, коллега и боевая подруга, любила припугнуть их где-нибудь на даче или при переезде: «Вы, пацаны, поосторожней там, шибко тяжести-то не поднимайте! А то геморрой вылезет, кому задницу свою потащите? – цинично вопрошала она и добавляла страшным голосом: – Пятакову-у-у-у?»

Между тем Вася тоже узнал арендодателей бормашины:

– Ой! – радостно воскликнул он. – Лёха! Саня! Так это вы, что ли, бормашиночку-то сдаете?

– Мы… – снова сглотнул Саша, вспомнив Светкины пугалки. – Здорово, Василий!

Хирургическая длань Королькова, который всегда знал и гордился, что у него крупные руки, утонула в Васиных ладонях: рукопожатие у того было самым, наверно, добрым и искренним в медицинском сообществе города. «Про Румянцева и речь не идет, – немного свысока подумал Саша. – У него руки еще меньше, чем у меня, он около Васи вообще со своими ладошками словно подросток». Однако Вася не успокоился, пока не утопил в своих ручищах и Лёшины пальцы, затем вскинулся:

– Ну давайте, давайте ее! Мне скорее надо, пацаны!

От удивления Саша даже не решился достать договор:

– Э-э-э… Вась, ты потом нашей девочке позвони, ладно? Надо будет подъехать договор подписать и рассчитаться. Договорились?

– Да не вопрос, Саня, – торопливо ответил тот. – Она ж исправна, все?

– Ну… В данный момент ее проверить невозможно, – сориентировался Алексей. – Но если что не так, привезешь, мы мастеру покажем. Неделю назад проверяли, все было нормально. Боры там, в кармашке.

– Да боры у меня есть! – махнул рукой Пятаков. – Спасибо, пацаны, что не отказали! Вот задаток, – он протянул купюру. – Ваша Настя сказала…

– Так, а… приходник, чек? Что тебе?

– Да мне ничего не надо, Сань! – радостно улыбнулся Вася. – Я ж частным образом.

Саша украдкой взглянул на Румянцева: у того глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит, а брови окажутся на затылке. Сам Корольков, для которого всегда самым важным было сохранить лицо в любых ситуациях, еще как-то держался.

В глубоком молчании они втроем вытащили небольшую, но неудобную бормашину за ворота и в замешательстве остановились перед крошкой «витцем».

– Вась, так а как ты ее повезешь-то? На своей малютке? – спросил Лёша. Причем, произнося слово «малютка», он имел в виду стиральную машинку с таким названием, которая, как известно, размеры имела совсем уж компактные.