– Что-нибудь еще?

Г. М. вытащил изо рта сигару и задумчиво произнес:

– Пожалуй, нет – не хочу, чтобы у вас были проблемы. Просто скажите Мэри Хьюм, что вы мой помощник, и передайте ей записку. Если девушка захочет поговорить о деле, вы можете поддержать беседу, так как все равно ничего не знаете. Если к вам пристанут с вопросами другие, дайте волю своей склонности к болтовне – немного загадочного беспокойства нам не повредит. Только не упоминайте об окне Иуды.

Больше мы не смогли ничего от него добиться. Он попросил принести ему конверт и листок бумаги, набросал несколько строк и передал послание уже в запечатанном виде. Меня не оставляли в покое его слова, сказанные про окно Иуды. Спускаясь по лестнице, я смутно представлял себе тысячи домов и миллионы комнат, составляющих огромный лондонский муравейник; каждый освещен уличными фонарями, излучает респектабельность, и в каждом есть окно Иуды, заглянуть в которое способен один лишь убийца.

Таксист, высадивший меня у дома номер двенадцать по Гросвенор-стрит, бросил на него любопытный взгляд. То был типичный палевый особняк; в наше время на таких часто висят таблички «Сдается в аренду»; небольшой мощеный дворик окружала железная ограда. Узкая забетонированная дорожка слева отделяла дом от соседнего. Я быстро поднялся по ступеням крыльца, спасаясь от пронизывающего ветра, гулявшего по Гросвенор-стрит. Опрятная маленькая горничная, открывшая дверь после моего звонка, почти сразу же начала ее закрывать со словами:

– Извините-сэр-мисс-Хьюм-больна-и-не-принимает…

– Передайте ей, что у меня сообщение от сэра Генри Мерривейла.

Горничная отступила, и дверь распахнулась от ветра. Поскольку ее не захлопнули у меня перед носом, я решил войти. Большие часы в холле имели несуразный вид и скорей потрескивали, чем тикали. По колыханью портьер в арке слева я догадался, куда исчезла девушка. Вскоре оттуда раздался тихий кашель, и в холле появился Реджинальд Ансвелл.

Он снова показался мне привлекательным молодым человеком, однако теперь я заметил, что мрачное выражение его смуглого скуластого лица плохо сочетается со светлыми волосами. Глаза под высоким лбом казались слегка запавшими, но смотрели твердо и прямо. В целом он выглядел довольно подавленно, однако тот вид «смирения-перед-ликом-смерти», который он демонстрировал на лестнице в Олд-Бейли, исчез без следа, и я решил, что в обычных обстоятельствах он был вполне ничего.

– Вы от сэра Генри Мерривейла?

– Да.

Он понизил голос и заговорщицки зашептал:

– Послушайте, старина: мисс Хьюм… не вполне здорова. Я как раз пришел, чтобы ее навестить. Я… вроде как друг семьи, и уж точно – ее друг. Если у вас к ней письмо, я могу легко его передать.

– Извините, но сообщение адресовано лично мисс Хьюм.

Он удивленно посмотрел на меня и рассмеялся:

– Ей-богу, вы, адвокаты, слишком подозрительны! Послушайте, я действительно передам ей сообщение. Здесь не логово великана или…

Он замолчал.

– И все же я бы хотел ее увидеть.

Мы услышали быстрые шаги на лестнице. Мэри Хьюм не выглядела больной. Напротив, ее напускное спокойствие плохо скрывало напряженные до предела нервы. Фотография в газете на удивление точно передавала ее внешность. Широко расставленные голубые глаза, короткий носик, резко очерченный подбородок – такие черты по отдельности не считаются красивыми, однако в ее случае их сочетание казалось очаровательным. Светлые волосы были разделены на пробор и собраны в узел на затылке. Она была одета в полутраурное платье[18], на пальце блестело обручальное кольцо.