– У Мориса всё в холодильнике. Что тебе достать?

– Я ничего не буду, спасибо, – вежливо отказываюсь я.

– У нас есть пиво, виски и джин.

Мне не нравится, что Бет вновь начала выпивать.

– Совсем ничего не буду, – упираюсь я.

Бет делает глоток, а затем показывает мне язык.

– Зануда!

– Может быть, – я соглашаюсь и чувствую, что нужно срочно сменить тему. – Кстати, где родители Мориса?

Парень подходит к нам со спины и складывает ладони на плечи Бет, приговаривая:

– Уехали на выходные в Манчестер, – он протяжно произносит каждое слово. – Поэтому стереосистема полностью в нашем распоряжении.

Руки Мориса остаются на плечах Бет. Это кажется мне странным, но я не подаю вида. Кротко улыбнувшись подруге, я отвожу глаза.

– Только не включай тяжёлый рок, – Бет оставляет бокал на стойке и поворачивается к Морису. – Я его не переношу.

Он усмехается.

– Никто не переносит. На прошлой вечеринке кто-то из соседей вызвал полицию из-за громкой музыки, представляешь, Кэт?

Более чем.

Он отходит от нас в гостиную, чтобы включить музыку. Мы с Бет разворачиваемся барных стульях к нему.

– Я рада, что успела вовремя уйти и не попасть в передрягу, —признаюсь я, притягивая к себе вскрытую бутылку с газировкой и пустой стаканчик. – Агентство не любит сотрудничать с проблемными детьми.

– Хорошо, что я ушла из этого дела.

– Почему? – я снова поворачиваюсь к стойке, наливаю себе полный стакан, оставляю бутылку в стороне и делаю глоток.

– Потому что агентства сильно ограничивают меня, – поясняет Бет. – Шаг влево, шаг вправо – ты труп.

Я лишь пожимаю плечами:

– Я привыкла.

Мне пришлось привыкнуть к этому.

– Это ненормально.

– Вполне нормально. Никому не хотелось бы сотрудничать с пьяницами или уголовниками, – замечаю я. – Показы, фотосессии, имидж – в большинстве своём всё это является самодисциплиной.

– Итак, тебе продлили контракт?

– Раз уж я сейчас сижу здесь, а не с бабушкой, – я кручу в руках пустой пластиковый стаканчик. – Да, продлили.

Морис включает стереосистему, и по дому начинают разноситься песни из свежих плейлистов. Чуть убавив громкость, он возвращается к нам.

– Насчёт детского дома, – он берёт со стойки бокал Бет, делает глоток, а подруга шутливо пихает его в грудь. – Письмо дошло до своего получателя?

– Ещё нет. Почту будут разбирать в конце июня или позже.

– Но ты уже отправила его? – не отступает Морис.

– Только потому, что не смогла выпить три стакана виски, – напоминаю я, и ребята смеются.

– Ты точно зануда!

Мы собираемся в центре гостиной на мягком диване. Бет скрещивает ноги под собой и обнимает большую подушку, я присаживаюсь рядом, а Морис разваливается между нами.

– Думаешь, он сильно обрадуется, когда узнает, что ты в него «влюблена»? – продолжает Морис, изображая пальцами невидимые кавычки.

– Не знаю, – я и вправду не думала об этом. – За несколько дней мы немного сдружились, но это ненадолго. Точно ненадолго.

Вряд ли он захочет общаться со мной после всего, что произошло. Билли так жестоко избил его, что, наверное, Люк не поднимется с кровати в ближайшие несколько дней. Я ни на секунду не перестаю винить себя за случившееся. Самое странное – я не перестаю думать о Люке и о своём письме. Оно всплывает в голове каждый раз, когда мы с ним пересекаемся в детском доме, будь то случайная встреча в коридоре или работа в оранжерее. Я пытаюсь разгадать Люка, и, кажется, уже знаю несколько интересных деталей. Он любит читать – предан романтике с незапамятных времён. Ещё он ухаживает за растениями и часто проводит время на берегу Ривер Фосс.