Примечательно, что после первых разочарований в крушении Российской Империи постепенно евразийские мыслители стали надеяться на то, что Советский Союз сможет воплотить в жизнь их евразийский проект – единой Евразийской империи идеократического характера.

С другой стороны, необходимо избегать крайностей в восприятии консервативных начал советской правовой мысли. В зарубежной литературе, посвященной русскому консерватизму, распространено мнение о том, что советская репрессивная идеология – закономерное развитие русского традиционализма, основанного на идее князя, царя – вотчинного хозяина, которому покорно подчиняется народ как масса рабов. Так, Р. Пайпс пытается доказать, что тоталитаризм изначально присущ русскому самосознанию и коренится в консервативной идеологии русского общества. Ошибочно полагать, что охранительное правовое мышление в России не признает свободы личности и служит оправданию рабства. Консерватизм в России не признает свободу как абсолютизацию личного эгоизма, своекорыстный индивидуализм. Вместе с тем охранительная идеология в России исходит из свободы духовной воли человека и зависимости государства и права от нравственного, свободного выбора личности. В этой свободе речь идет не об анархии личности или ее обожествлении, а о выполнении нравственного долга, освобождающего человека от пут необходимости и принуждения.

В-четвертых, из истории охранительной правовой мысли незаслуженно исключены представители монархических партий России, которые по-прежнему в исторической науке рассматриваются как узко-националистические, шовинистические представители общественной мысли России начала XX в. Во многом их забвение обусловлено цензурными и идеологическими ограничениями, введенными советской доктриной в отношении националистических течений в рамках консервативной мысли России рубежа XIX–XX вв. За ними надолго закрепилась недобрая слава «черносотенцев» – организаторов еврейских погромов, что с учетом новых исторических данных выглядит далеко не бесспорно. Обосновано ведущий историк консерватизма А.В. Репников обращает внимание на необходимость реабилитации лидеров монархических партий России и более серьезного исследования их творчества как ветви в общей истории русской охранительной мысли[75].

Научная объективность, несмотря на общий негативный настрой по отношению к «черносотенным организациям», требует внимательного изучения наследия этих мыслителей, в том числе А.С. Вязигина, П.Ф. Булацеля, В.А. Грингмута, К.Н. Пасхалова, М.О. Меньшикова, Б.В. Никольского и др. идеологов русских монархических организаций. Как и К.П. Победоносцев, К.Н. Леонтьев, Л.А. Тихомиров, В.П. Мещерский, «черносотенные» идеологии стояли на охране русского самодержавия и русской народности и должны получить адекватное место в истории русского охранительства[76].

Наконец, в-пятых, внимания ученых не удостоено развитие консервативной правовой мысли России в конце советского и постсоветского периодов. Можно сказать, что начало возрождению консерватизма в России было положено А.И. Солженицыным и И.Р. Шафаревичем. Позднее к ним присоединились богословы, философы, экономисты: митрополит Иоанн Ладожский (Снычев), В.В. Кожинов, О.А. Платонов, М.Б. Смолин, А.С. Савельев, А.В. Репников. Среди правоведов к сторонникам охранительной правовой концепции можно отнести А.М. Величко, В.В. Сорокина, И.А. Исаева, А.С. Карцова, И.А. Иванникова, С.Н. Бабурина, А.В. Серегина и др. Возрождение интереса к консерватизму не только реакция на отрицательные последствия либеральной юридической концепции, но и естественное пробуждение традиционных доминант отечественного правосознания. В.В. Сорокин отмечает: «Успешная трансформация переходных обществ возможна лишь при реализации программы реформ, учитывающей специфику национального менталитета и существующие традиции. К чертам же российской самобытности индивидуализм и пренебрежение к идеалам развития никогда не относились. Наверное, потому, что по-другому в суровых климатических условиях и состоянии постоянной «осажденной крепости» выжить было невозможно»