Он опустился на копок и попросил папиросу. Я удивился, потому что помню, начальник говорил, что бросил курить при поступлении на службу в Геолком, т. е. три года тому назад.

В глазах казахов, столпившихся около инженера, я видел такое любопытство и такую пугливую почтительность, будто перед ними сидел не он, а Магомет, пришедший из Медины.

Начальник зарисовал шурф по образцам пород в отвалах и по указанию десятника, а потом приказал закрыть дыру и проходить канавы, пока мы будем обследовать южную пустынную часть района.

Готовимся к отъезду. Южные маршруты представляются нелегкими. Район, транспорт, продовольствие и даже карты – всё худое.

– Рази это транспорт!.. – восклицает Парфенов, постукивая молотком по кузову телеги с коробом, распростертой на земле, по рассохшимся колесам, лежащим около. Он недоволен – начальник поручил ему отремонтировать телеги. – Это же не транспорт!.. – Тра-та-та, тра-та-та – выстукивает молоток по шинам, отставшим от ободьев… – Настоящий губтрамот27.

Начальник поднимает голову от клеенчатой тетради и минуту глядит, задумавшись, на колеса, телегу, на Парфенова. Потом переводит взор на Джуматая, на Баймуханова, которые, бранясь, топчутся около коней, первый с жестянкой дегтя, а второй с палкой, обмотанной тряпицей. Баймуханов макает тряпку в деготь и мажет по гноящимся припухшим ссадинам на груди Игреня и на хребтах Чалого и Вороного.

– Говорил, хорошо смотри хомутам седелкам! А ты какой смотрел! – кипятится Баймуханов, переходя с казахского языка на русский, что делает всякий раз, когда пробирает Джуматая поблизости начальника. – Пачиму не давал кашомка?

Надо сказать, что мы хватились смягчать хомуты, седла и седелки, подкладкой из кошмы, когда добрались до Успенки, когда уже появились ссадины. Виноват в этом был не только Джуматай, но и я, и сам начальник, купивший хомуты, седелки раньше, а лошадей – потом.

Не лучше обстоят дела с фуражом и продовольствием. Овса осталось всего два мешка, а надо – минимум четыре, потому что за Сарысу трава худая. Муки осталось треть мешка, а до 10 сентября – до конца работ – надо по меньшей мере полмешка. Крупа, консервы кончились ещё до Асанбека. Барашка, которого Баймуханов выменял вчера с большим трудом, начальник поделил с забойщиками, и меньшей части, пришедшейся на нашу долю, хватит только на неделю. На барашков в будущем нет надежд, так как впереди безлюдье – глухой пустынный мелкосопочник. Начальник подбадривает нас слабыми надеждами на уток, на дудаков.

– Какой ты ничего не понимаешь есть! – сердится Баймуханов. – Никакой дудак за Сарысу не ходит!

– Ну, подстрелим архара или горного козла, и тогда мяса на целый месяц!

– Подстреляй лучше змея, фаланга! – смеется Баймуханов.

Ко всему прочему я обнаружил отсутствие в продовольственном ящике сахара и урюка, хранившихся в беленьких мешочках. Куда они девались! Когда стал искать в других ящиках, подошел смущенный Джуматай и, оглянувшись на начальника, сказал тихонько: «Не искай, Ваныч!.. Джащик запирал…»

– Кто запирал, какой ящик? – удивился я.

– Начальник… Свой джащик… Сегодня палаткам ставил. Сам видел.

Можно было поверить Джуматаю, потому что за начальником уже давно замечалась слабость к сладкому, которого оставалось не больше, чем на десять дней. И потом сегодня утром я увидел на никогда не запиравшемся вьючном ящике начальника новенький замочек. Может быть, инженер задался целью растянуть сладкое до конца маршрутов? Посмотрим!..

Единственное, что нас подбадривает по части продовольствия, так это – старый добрый мешок воблы, которого при экономном пользовании хватит до конца работ.