Хорошее настроение потребовалось Диксону немедленно, поскольку за дверями гостиницы уже накрапывал дождь. Окрестности Килкриста и в солнечную-то погоду были не слишком привлекательны, а в дождливую навевали меланхолию сродни кладбищенской. Но встреча с торговцем сотворила чудо, и Диксон энергично зашагал навстречу дождю и ветру, застегнув воротник непромокаемого плаща до подбородка. Дорога привела его к болоту, в разъезженной колее образовались лужи, туман скрывал обочины, и по сторонам не было видно ничего, кроме ярда-другого мокрого вереска. Вскоре Диксон промок, ботинки, тело и рюкзак превратились в одну огромную поглощающую воду губку. Водонепроницаемость плаща оказалась рекламным трюком, и влага проникала внутрь до самых интимных предметов одежды Диксона. Но это его мало заботило. Он чувствовал себя даже еще лучше и моложе, чем в первый, вполне идиллический день. Он наслаждался порывами бури, и одна мокрая миля сменяла другую под аккомпанемент его криков и смеха. Теперь дорога была пустынна, поэтому Диксон мог громко говорить сам с собой, размахивать руками и декламировать любимые стихи. Около пяти часов вечера в гостиницу в Киркмайкле вошел промокший, усталый, но абсолютно счастливый путешественник.

Таверна «Черный бык» в Киркмайкле – пожалуй, одна из немногих хороших гостиниц, оставшихся в мире. Место это, старинное и славящееся гостеприимством, прежде всего для рыболовов. Там всегда есть и яркий огонь в камине, и горячая вода, и старые мягкие кожаные кресла; там царит аромат хорошего табака и хорошей еды, а из стеклянных витрин на вас глядят гипсовые голавли и форели, по стенам развешены картинки, изображающие капитана Барклая из Ури, на спор идущего пешком в Лондон, и мистера Рамзи из Бартона, берущего приз на скачках, на книжной полке вы найдете трехтомное собрание сочинений Уэверли, в котором не хватает множества томов, да и вообще, там имеется все, чему положено иметься в доброй гостинице. Также в его подвалах можно найти – может быть, даже и сегодня – приличный выдержанный кларет. «Черный бык» рад своим гостям независимо от их внешнего вида, поэтому и промокшего насквозь Диксона радушный хозяин принял с распростертыми объятиями и, конечно, сразу же предложил новому постояльцу сухую одежду. Выяснилось, что рюкзак устоял перед стихией, запасная рубашка не промокла, а брюки и тапочки Диксону предоставило гостеприимное заведение. Выпив стакан пунша, Диксон погрузился в горячую ванну, и вода смыла с него всю усталость. В спальне уже горел огонь, и, сидя возле него, мистер Макканн сделал первые заметки в дневнике (который он поклялся вести в пути), лирически описав все прелести скверной погоды. В семь часов вечера, согревшийся и довольный, он спустился к ужину, облаченный в одежду, великоватую ему на пару размеров.

В обеденной комнате за длинным столом уже сидела сплоченная компания рыболовов. Они выглядели приятными парнями, и мистер Макканн с удовольствием присоединился бы к ним, но они обсуждали сегодняшнюю ловлю со стенки шлюза с таким количеством специальных словечек, что Диксон посчитал, что его восхищение Исааком Уолтоном еще не дает ему права вмешиваться в столь эрудированную дискуссию. Хозяин, похоже, полагал то же самое, потому что отодвинул для него стул в другом конце стола, напротив какого-то молодого человека, увлеченного чтением книги. Диксон пожелал ему доброго вечера и получил несколько неопределенный ответ. Похожий на студента юноша пил бульон из чашки и, насколько смог разглядеть Диксон, читал что-то французское. Мистера Макканна никогда не интересовала французская литература. Язык он знал плохо и слегка стыдился этого.