***

Доктор, порассмотрев на стене ковры,

Через меня, сообщил мне, что нет дыры.

Мама навешала елочной мишуры.

Папа велел мне стыдиться своей хандры.*

      ОНА, конечно, бунтовала. Не сразу поняла, глупенькая, что от Ули пощады не дождешься, и если эта женщина что-то решила, хотя бы и в своём пятилетнем возрасте, то решения своего не переменит. ОНА пыталась вмешиваться в её, Улину, жизнь, чего она не позволяла теперь никому! Достаточно там мать свои порядки установила, хватит. Теперь она сама будет командовать. И собой, и другими. Но были моменты, когда контороль Ули ослабевал. Она становилась вялая и беспомощная, искала поддержки и внимания у каждого, кто ей попадался в то время. И показалось ей, что это вот настоящее. Что дальше будет любовь, счатье и много радости – награда ей за долгие мучительные труды и самоограничения, наложенные на себя во время веселых для всех остальных студенческих лет. Она влюбилась. И не как обычно, с простым интересом и поиском исключетельно выгоды от данных отношений – а прямо как у людей, со страданиями, навязчивыми мыслями и непрекращающимся нервным спазмом. Не сомневалась ни минуты, что это было ЕЕ влияние. И она дала слабину, позволила всему этому случиться, позволила надежде одержать верх над трудом и опытом…

      Боже, как потом ей было стыдно. За ЕЁ откровенность. За ЕЁ нелепую веру. За ЕЁ доверчивость, по которой её так больно отхлестали.

      Грузин ещё какой-то, ну да, очень брутален, очень, все знакомые студенточки млели от него и тайно кончали, как представлялось самому объекту мления. Но ведь и она красотка, знойная женщина, настоящая мечта каждого эротомана (а южный человек по её представлениям обязательно должен быть озабоченным). По сравнению с некрасивыми, недоразвившимися сразу послешкольными девицами с факультета, где красивая сексуальная девушка – редкий случай, она просто подарок столь же редкому на биологическом поприще мужчине…

      И что? А ничего. Просто позорище. Уля, как подарок, отдалась своему – первому! – мужчине в свои почти предпенсионные двадцать пять, а он не оценил. Отдалась с надеждой на вечную и великую любовь. Всё произошло так..нелепо. Быстро и некрасиво. От вида мужского оголенного достоинства ее чуть не стошнило. И страстью она почему-то не воспылала, как должно было немедленно, по её представлениям, случиться. Он подергался на ней несколько минут и затих. Она же задвигалась только после окончания этой нелепой односторонней вакханалии. "Вай, да ты фригидная? От меня бабы кончают на первой же минуте!"

      И всё, как отрезало. А как он ее хотел!.. Как ухаживал – мило и очень назойливо, прям любимая жэншына грузина Давитошвили, ни дать, ни взять. Дала, что же тянуть. Этим же привязывают к себе любвеобильных южан настоящие… жэншыны.

      И он после такого фиаско стал её избегать, или ей это только кажется?.. А скоро диплом, и даже координат своих не предлагает. И у нее не спрашивает.

      От обиды она влюбилась ещё больше. Как? Она же отдалась ему. Он должен быть с ней. Она стала преследовать его, караулить в разных местах, встречаясь ему словно случайно, появляться в аудиториях, когда там шли занятия у его группы, заходить к нему в комнату в общежитии, как бы по делу, по учебным вопросам, а на самом деле снова и снова желая привлечь его к себе. Но результат оказался противоположным. Студент из южной республики стал буквально шарахаться от неё, сбегал, уходил, передавал сказать, что его нет, и так далее, со всевозможным для бывшей желанной "жэншыны" унижением. А она всего лишь хотела, чтобы он снова начал её желать. Этого уже хотела она сама. ОНА уже поняла, что любви взаимной не будет, и насильно её не вызовешь, но не понимала, в чем ЕЁ прокол. ОНА ведь любила его всей собой! Вот только не умела любить ещё телом. Но ОНА бы научилась, обязательно научилась, если бы ЕЙ дали тело. Но Уля тут же отняла у НЕЁ и тело, и свободу.