Александр Милитарев Охота за древом. Стихи и переводы читать онлайн страница 1

Вперед

Охота за древом. Стихи и переводы Александр Милитарев

ISBN 978-5-4490-1445-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

С сыном в доме Эдгара По в Бронксе

Об авторе

Александр Юрьевич Милитарев (род. в 1943 г.) – лингвист-компаративист, представитель Московской школы дальнего языкового родства, ученик и соавтор И.М.Дьяконова и С.А.Старостина, один из авторов этимологического словаря семитских языков, автор нескольких книг, ряда популярных и полутора сотен научных статей по языкам и культурам Ближнего Востока, Северной Африки и Канарских островов, по применению лингвистических методов в реконструкции этнокультурной истории, разработке единого генеалогического древа языков мира, библеистике, еврейскому феномену в истории. Доктор филологических наук, профессор-консультант кафедры истории и филологии Древнего Востока Института восточных культур и античности РГГУ, многолетний участник российско-американского проекта «Эволюция человеческих языков» в Институте Санта Фе (Нью-Мексико). Читал лекции во многих университетах Европы, США и Израиля. Переводчик поэзии с английского (в частности, сонетов Шекспира, опубликованных в Литературных памятниках. М., 2016) и испанского. Автор книг «Стихи и переводы» (Наталис, М., 2001) и «Homo tardus (Поздний человек)» (Критерион, М., 2009)1.

Краткое авторское предисловие

Я давно вышел из того – признаюсь, затянувшегося – возраста, когда сильна иллюзия своими руками и головой заметно изменить к лучшему мир (страну, город, отношения между людьми, et cetera) или, скажем, внести нетленный вклад в науку (культуру, литературу, открытие иноязычной поэзии и т.п.). Omnia transeunt… Предлежащий сборник я составил из груды опубликованных, неопубликованных и начерканных на подвернувшихся поверхностях стихов и переводов почти за шестьдесят лет из своей неожиданно долгой жизни с главной целью: когда сын-подросток и юная внучка, а то и их – мое – потомство войдут в возраст пробуждающегося интереса к своим предкам, к своему древу, для них будет открыта возможность путем заглядывания в эту книгу что-то, не лежащее на поверхности, про данного предка узнать, а, может, и понять. Поэтому, кроме кондиционных стихов и переводов, я и напихал сюда все накопившееся – от юбилейных посвящений и юношеских стишков до вольных переводов и откликов коллег и друзей. Если что-то из написанного покажется еще кому-то интересным, хорошо. Но для меня это не особо важно.

Автор благодарен за дружескую помощь Елене Бернштейн (в форматировании книги) и Марине Готсбан, Ирине Лившиц и Савве Митуричу (дизайн и оформление обложки).

«Открытье требует отрытья…»

Открытье требует отрытья,

а память вкрадчива как крот.

Уже назначен час отплытья,

уже не время для острот,

уже отринуты советы,

придушен стропами багаж:

словарь, будильник, пистолеты

и пара ношеных гамаш,

галет сундук, воды канистра

да спирт, начало всех начал,

и надо, не прощаясь, быстро

взойти на брошенный причал,

отдать концы, смотать швартовы,

поднять под днищем якоря,

чтоб вдруг понять, что все готово

и про отбой мечталось зря,

что брошен лот и нет возврата,

и продолженью не бывать,

а если брат пошел на брата,

здесь просто не с кем воевать.

Так, значит, надо отправляться

в совсем неведомый маршрут

и ничему не удивляться —

там будет все не так, как тут.

Так, значит, в путь! А птицу-веру

в то, что вернуться суждено,

под птичье слово утром серым

по сквозняку пустить в окно.

(1960—2002, Москва)

Из книги «Стихи и переводы»

Сонеты

«За все, чем жил, чем жив, благодарю…»

1.

За все, чем жил, чем жив, благодарю:

за кров и кровь, за притчу и за пищу,

за пирров пир, за крезов короб нищий,

за власть и казнь, приставшие царю.

Твоих даров уже не раздарю,

не разорю спаленного жилища —

под черным перегноем пепелища

пущу росток и лягу ждать зарю.

Но клонятся календы к ноябрю —

негодный срок для сева и для тризны:

голодная, неплодная страда.

И белыми губами говорю

слова любви, ни слова укоризны:

не даждь зерну умрети без плода.

(1983)

«Не научились даже умирать …»

4.

Не научились даже умирать —

oтбыв свое, откланяться прилично.

Уходит жизнь. Как зло. Как непривычно.

Как тать в ночи. Как тать в ночи. Как тать.

А думали, что рождены летать!

Что куплены баландой чечевичной

свобода и ангажемент столичный.

Но сорок – срок. Не век его мотать.

И предкам нашим проданным под стать,

в судьбу не веря и беды не чуя,

живем, покуда чуть не на виду

напитанную вермутом звезду2

трубой воззвав, невидимая рать

последнюю готовит аллилуйю.

(май 1986)

«Не меден как грошик и щит …»

5.

Не меден как грошик и щит —

сентябрь невозможно серебрян.

Варьянтов набор не перебран,

оркестрик аллегро бренчит.

А кровь еще в меру горчит,

По-царски питая церебрум,

и кожа неломаным ребрам

еще из надежных защит.

Отмерено было сполна

мне нежности женской и детской,

беседы мужской и труда,

но чаша пита не до дна

египетской, царской, стрелецкой,

и благо не ведать – когда.

(сентябрь 1986)

«Песок застлал руины Йерихона…»

7.

Песок застлал руины Йерихона.

Я быть устал. Страна моя пуста —

потоптана конями фараона,

по горло морем красным залита.

С обломков стен глядят как бы с холста

глаза родных на своего Харона.

Последний бык горящего моста,

я ухожу, паромщик похоронный.

На западе – Сахары рыжий дым

и белые фантомы гор Хоггара.

Зачем меня, прожженным и седым,

и в этот раз выносишь из пожара?

Но вновь почти не различим ответ:

народ… песок морской… на склоне лет.

(1990)

«Прекрасной Франции холмы…»

8.

Илье Смирнову

Прекрасной Франции холмы

ломают линию долин,

и птиц грассирующий клин

в табличке неба – знак зимы.

Здесь пляшут белые дымы

над кровлей из карминных глин

и жизни ток неодолим,

но на Востоке смертны мы.

О, этот птичий говорок,

обычай местных недотрог

благоволить, скользя!

Водой бы влиться в водосток,

но за спиной горит Восток,

и не уйти нельзя.

(1992)

«Мне мало дня – переползти висячий…»

10.

Мне мало дня – переползти висячий

мост. Над провалом времени вися,

чье чрево поло, вижу: сзади вся

окрестность поросла травой удачи,

посохшей, ставшей сеном, сном. Тем паче

назад, где наспех, вкривь и вкось кося,

прошла красотка с бельмами, нельзя

коситься, как и вниз, в пролет – иначе

до ночи не дойти, и темнота,

раскачивая колыбель моста,

добьется реверсивного эффекта,

и переход когда-то — никогда

зальет по темя темная вода,

и в тень одну войдут никто и некто.

(1992)

Два сонета из венка

* * *

11.

Металличен аттический рок,

безразличен актер и теоним —

тот, кем бесов сомненья изгоним,

заготовленных автором впрок.

Третий акт доиграется в срок,

режиссер – знаменитый аноним.

Текст домямлим, героев схороним

и нашарим в штанах номерок.

Но на вечность закрыт гардероб,

альфа театра и жизни омега —

золотое сгинело руно.

Размозжить напоследок бы лоб,

да окутала ватная нега —

в чаше черепа сладко вино.

«В чаше черепа сладко вино…»

12.

В чаше черепа сладко вино.

Пей же, нежная, пей, Маргарита:

жребий брошен, срамное обрито

и смешное забыто давно.

Что недодано, будет дано,

где схоронено, будет разрыто,

а топтаться не нам у корыта:

чрево сыто и сердце полно.

Под юпитером всяк – королева,

но не здешних лесов наше древо,

так не бойся, не верь, не проси,

ты вещунья, невежда, невеста.

А конец, он един на Руси —

кол осинный в причинное место.

(1992)

«Вот я, Аврам. Я выйду ночью рано…»

13.

Вот я, Аврам. Я выйду ночью рано,

покуда Иштар3 светится во мгле.

Под тенью пальм сладка вода Харрана4,

но я – арам5, кочевник на земле.

Печать зари затрет твой путь, Инанна6:

он кругл и вечен и застыл во зле.

Но мед и млеко в реках Кенаана7

текут наверх как новый сок в стволе.

Мой дед Адам был выгнан из Эдема,

Терах8, отец, ушел из Ура9 сам.

Не вижу, кто меня позвал в дорогу.

Но это был не междуречный демон,

чей голос был бы слышен только там.

Тот зов шел от неведомого Бога.

(1998)

«Я – ИсраэльИсраэлькудурру. Я не боролся с Богом…»

14.

Я – Исраэль10. Я не боролся с Богом.

Писец-потомок из имен извлек

событий смысл, которых знать не мог

(он был поэтом и этимологом).

Я ночь как пес провел перед порогом

взбесившейся речушки Яаво́к.

Я – Яако́в11, что значит «Бог сберег».

Тот был силач, но я уперся рогом.

Он не хотел пускать меня туда,

где мой народ, кому я имя дал,

таился за рекой и смерти ждал,

как после, как в Исходе, как всегда.

Сил Сильного хватило до утра.

И вброд я вышел – с вывихом бедра.

(1999)

«век бродячей собаки недолог…»

16.

век бродячей собаки недолог

дать ответ не успеть на семь бед

докажи им немой что не волк

выблюй хищник кровавый навет

за кормежку за вывод на свет

благодарствуй великий кинолог

только руку лизать нам не след

дом он пахнет иначе чем долг

а что суки щенятся в краю

где так много бездомного зверя

что задешево здешнее мыло

так за это в собачьем раю

где у дома не заперты двери

нам ведь скажут зачем это было

(январь 1998 – январь 1999)

Из цикла «Одиссея»

«Последние метры в проливе сирен…»

Последние метры в проливе сирен,

последней агонии стон,

и если канат

не удержит колен,

я буду на дне погребен.

Глухая команда пьяна без вина,

и семеро виснут на мне,

об мачтовый кедр разбита спина,

а голос поет в тишине.

А голос про хаос извечный поет,

про то, как седой океан

в объятиях душит лазоревый свод,

безбрежен, безумен и пьян.

И водную бездну вздымая до звезд,

ревет он, вселенский Силен,

и рушится навзничь,

невинен и прост,

и дремлет под пенье сирен.

Хвостатые девки не краше, чем псы,

и мне ль их пугаться рулад?

Но хаос, но хаос,

гармонии сын,

Вперед