– Санный след, кровь у калитки. Саней нет, след идет на улицу.
– Отлично! Мы у саней. Стойте там, в дом не входите, но и хозяев, если что, не выпускайте. В общем, скорее всего то, что мы ищем – у вас, а транспорт – у нас. Вот Петрович подсказывает мне, что вы от нас в двухстах метрах, за поворотом. Мы сейчас поговорим с хозяином «такси», потом к вам. Как понял?
– Понял отлично, ждем!
– Антонович, ответь!
– На связи.
– Что гости наши?
– Замерзли, греют машину.
– Скажи, пусть подъезжают на Бобровую, дом семьдесят два, я жду.
– «Жасмин», подожди. Выходила на связь Владимировна. Просила, чтоб ты связался с ней по телефону.
– Что это еще такое?
– Подожди, Алексеевич, – рация трещала, но понять ничего не получалось, но вскоре водитель прояснил ситуацию:
– Алексеевич, она слышит мой разговор с вами. Говорит, звонили с железной дороги. Важные новости, по рации говорить не может.
– Скажи ей, как найду телефон, сразу перезвоню. А сейчас вези сюда вторую машину с командой.
– Алексеевич, пока я с вами говорил, они куда-то поехали. Мне Костик махнул рукой, мол, то ли пить поехали, то ли уже напились. Щелкнул по горлу и заулыбался.
– Антонович, догони их и предложи им приехать на Бобровую. Если откажутся, особо не настаивай. Как понял?
– Понял, понял. Поехал!
– Алексеевич, идите сюда, – услышал крик Петровича из-за высокого забора.
– «Жасмин»! Ответь. Здесь женщина вышла из дома, хотела идти к свекру. Мы с ней поговорили, она все нам рассказала, плачет. Идите сюда скорей! – это Миша малый и Николай.
– Антонович, слышал?
– Да, я все понял. Сделаю, как надо!
– Давай, Антонович, и вы, хлопцы, идите с женщиной к ней домой, попейте чайку, я буду скоро.
– Алексеевич! Ну где ты там? Давай сюда! – Петрович опять закричал из-за забора.
– Иду, – и вполголоса, – прорвало вас всех… видать и вправду поперло…
Алексей вошел во двор, по ступенькам зашел на веранду. В чистенькой веранде оборудована летняя кухня. В дальнем углу у окна газовая плита, слева диван, справа буфет и стол, приставленный к стене. На столе стоит пластмассовый таз, с торчащим из него мясом, на стульчике у стола заплаканная хозяйка, рядом с Болохиным, и, по-видимому, хозяин, нервно затягивающийся сигаретой. У Болохина в одной руке ружье, в другой – патронташ.
– Вот, Алексеевич. Это – Михаил Семенович Павлюченко с женой Валентиной Александровной. Это – его законное ружье, которое брал его сын вчера, и вернул сегодня рано утром, когда привел коня. Заодно и мясом угостил родителей. Им сказал, что домашнее. Кабана, мол, бил на деревне. А на мясе-то черные дырки от картечи.
– Таак, а сын где?
– Сын живет рядом, но сегодня он с утра уехал на машине в город.
Алексей достал блокнот.
– Как зовут сына и какая у него машина?
– Сына зовут Иван Михайлович. Машины у него нет. Еще ночью он пришел с каким-то другом, выгнали кобылу, а машину поставили к нам во двор. А засветло приехали на лошади втроем, кобылу Ванька загнал в сарай, сани поставил на улице, потому что машина мешала. Выгнали машину и уехали. Я видел, что заезжали в переулок к Ивану, но скоро же и уехали. А какая машина? Иномарка и все…
– Как звали его друзей?
– Одного, главного – Слава, тот из города, я его не знаю. А другой – Вовка. Он из соседней деревни, друг моего Ваньки. А что, они что-то натворили?
– Ой-ой-ой, – запричитала хозяйка, – хлопчики, вы же Ваньку моего не знаете. Он такой доверчивый, все его обманывают, у всех он на побегушках, дурачина. Ой, господи. Вот говорила тебе, не давай ему ружье. А теперь вот посадят дурака!
– Не посадят, хозяйка. Если Вы немного нам еще поможете. Если не тяжело, пойдемте в дом к вашему сыну, пусть невестка подтвердит ваши слова, и мы уедем.