– Пошли, деточки, пошли. Одевайся, старый, быстро одевайся.

Алексей с Болохиным вышли на крыльцо.

– Алексеевич. Ты позвонить собирался. А у хозяев телефон есть.

– Точно! Спасибо, Петрович, – кивнув хозяевам, вроде спрашивая разрешения, набрал номер диспетчерской.

– Владимировна, это снова я!

– Очень хорошо. Вас просил срочно позвонить в железнодорожную милицию!

– Какую милицию?

– Алексеевич! – капризно укорила Владимировна, – милиции на транспорте. Вам телефон нужен?

– Да, давай сверим, – Алексей достал свой блокнот, полистал, – говорите. Понял, спасибо…

Набрал указанный телефон, трубку тут же сняли, и после приветствий он услышал:

– У известного Вам Маракова прямо дома нашли много разрубленного на мелкие куски мяса. Мы пока не знаем, что и как, – проведем экспертизу. Кроме того, изъято оружие, капканы, петли, бобровые шкуры, ножи. Задержаны до выяснения четверо граждан. Может, вы подъедете с помощником прокурора?

– А вы имеет право все это обыскивать, задерживать? На все эти процессуальные действия, что вы провели?

– Да!

– Ну, тогда ждите, я буду через час, максимум полтора. Но прокурора вам не привезу, хватит нам одного вас. Договорились?

– А экспертизы? Эксперты?

– Будут вам эксперты, обещаю. Будут и экспертизы!

Скрип тормозов УАЗиков заставил попрощаться. Выйдя на улицу, Алексей увидел смеющегося в усы Антоновича, стоящего у своего УАЗа, и озабоченного Константина: пассажиры его УАЗа были к этому времени мертвецки пьяны.

– Ну что, Костя, перекусили?

– Ну ты ж, Алексеич, отказался! Нашли что-нибудь?

– Да, нашли все. Только ты разбуди, пожалуйста, помощника прокурора и опера, я им попытаюсь растолковать, что к чему. А вот и ружье. Его я не отдам им, нетрезвым, и сам завезу в РОВД. Протокол тоже мой. Давай, буди!

– Слышь, Леха. Давай-ка ты сам все доводи, чего ты их будешь тормошить. Ты же, как обычно, затеял этот сыр-бор…

– Кто этот сыр-бор затеял, покажет время, Константин. И кто, и ради чего весной мамку бьют поросную, тоже рассудит время и закон… и понятия. А пока… Ты, вы часто говорите, что я жар чужими руками загребаю. Или выгребаю. Только, Костя, это не жар. Это – навоз. Сегодня его разгребать, или загребать будут твои пассажиры, твои шестерки. А нет – их завтра уволят. А к себе официантами ты их вряд ли возьмешь. Жрут много. И пьют. Что, не так?

– Ты чего, и вправду уезжаешь?

– Давай, буди. Или нет. Я сам…

Алексей бесцеремонно, на глазах у изумленных егерей и любопытных соседей, начавших выглядывать из-за заборов, вытащил из машины «оперативников». Специально громко объяснил суть дела, показал заспанным, ничего не соображающим сотрудникам ружье, дал подписать какие-то бумаги и, захватив по дороге Мишу и Николая, уехал. По дороге сдал ружье в РОВД, откуда позвонил специально максимально открыто прокурору на транспорте: договорились о встрече…

Дом машиниста маневрового локомотива Маракова находился сразу за товарной станцией. Рассчитанный на проживание двух семей, но умело переоформленный на одну семью Маракова, состоящей из хозяина, жены и двоих переростков-сыновей, дом, словно крепость, огорожен высоким кирпичным забором, с такими же высокими металлическими воротами.

УАЗ охотоведа остановился у «Нивы» прокурора на транспорте, одиноко припаркованной у штабеля бетонных шпал, сложенных у ворот.

– Во, блин, не стесняются средь бела дня шпалы тырить себе домой, – не удержался Мишка «малый».

Из полуприкрытых ворот показалась голова Мишки «большого»:

– Заходите, заждались вас. Тут делов – километр! Да и замерзать я уже стал!

– А что тут, Миша? Не согрели еще? Хреново, значит, работаете, раз мерзнете!