– У тебя даже не было никого, кроме жены. Ты чист как слеза! – направил Антон в мою сторону свой длинный указательный палец.

– А это уже не твое дело! – резко оборвал его я.

– Ты самый подходящий кандидат на требуемую роль, – начал сверлить меня взглядом Антон.

– И что? Из-за этого меня решено в жертву этому редкому виду медведя принести? На живца решили поймать? А я в роли приманки буду? – ответил я, также просверливая глазами своего друга.

– До послезавтра думай. С женой советуйся. Принимай решение, а мне свои паспортные данные перешли, чтобы можно было билеты заказать. Данные твоей банковской карты у меня есть. Значит, будет, куда деньги переводить. Вылет, предварительно, через четыре дня. Это я сообщу. Список вещей в дорогу завтра перешлю. Времени мало, собирайся, – словно подвел Антон итог нашей встрече и встал из-за стола.

– Эй, эй, эй, эй! – затараторил я в ответ. – Я никакого согласия не давал. Я никуда не еду.

Дальнейший наш разговор ровным счетом не принес удовлетворения ни мне, ни моему другу. Не смотря на прекращение употребления алкоголя и завершения вечера чашками кофе, мы так и расстались немного возбужденными от отсутствия полной ясности в предлагаемом мне деле с одной стороны, и отсутствия на этом основания моего согласия, с другой стороны. Я юлил, формулировал свое нежелание участвовать в сомнительном, на мой взгляд, мероприятии. Антон от этого злился и отмахивался от меня, утверждая только одно:

– Думай. Все равно согласишься. Никуда ты от меня не денешься. Не в той ты финансовой ситуации. Тебе деньги нужны, тебе жить не на что.

– Уперт, напорист, самоуверен, – произнес я в сердцах, когда мы расстались в вестибюле метрополитена.

Как будто по предварительной договоренности с моим лучшим другом, моя супруга уже утром, дождавшись моего пробуждения, начала пилить меня из-за моего недавнего добровольного увольнения с работы, как всегда, не предвещавшего чего-то хорошего из-за скорого ощущения просадки в семейном бюджете. Не смотря на то, что я не первый раз в жизни оказывался без средств к существованию, моя супруга никогда меня за это не критиковала. Проходило совсем немного времени, и я вновь был трудоустроен, а, следовательно, поступление денег в фамильную копилку возобновлялось. Но то, что случилось на следующее утро после моей встречи с другом, выходило из моего понимания. Без работы я был всего пару-тройку дней, а гнев жены неожиданно и сходу набрал такую силу, что мне сразу же стало очень и очень не по себе.

К личной безработице она приплела и не видение каких-либо перспектив в нашей совместной жизни, отсутствие ощущения праздника и дорогих подарков, проведение отпусков исключительно дома и без поездок на солнечные курорты. Добавила ко всему этому свою давнюю мечту о наличии в личном гардеробе норковой шубы, дорогих нарядов и украшений. Упомянула нашу простенькую квартиру с маленькой кухней, в которой не повернуться даже вдвоем. Прибавила к этому жизнь без дачного участка или загородного дома, старую и вечно ломающуюся машину, дешевую мебель и захламленный балкон.

– Нищета, непролазность, тоска, темнота впереди! – подумал я о словах жены.

А еще с ее слов я был полным неумехой во всем, за что брался и за что не брался. Я не умел зарабатывать деньги, ремонтировать машину, красиво ухаживать и дарить подарки.

– Скучен, бездарен, нерадив, отвратителен! – резюмировал я то, что она мне произнесла за, примерно, полчаса посыла в мой адрес сплошного потока негодований.

Я мужественно молчал в ответ.

– Жуть, горечь внутри, отсутствие плана на что-либо хорошее, отсутствие возможности из-за отсутствия плана, и наоборот! – прошептал сам себе я, когда жена удалилась на нашу крошечную кухню.