– Я скажу вам, что, по-моему, это значит, – сказала Роза, почувствовав свое преимущество. – Я думаю, что долгие годы Флоренция была Республикой. Она расцвела, будучи Республикой, освободившись от власти семьи Медичи. И в те годы вы коснулись своим резцом мраморной глыбы и создали нечто невероятное. То, что нужно превозносить. Давид, покоритель Голиафа, держащий в руках оружие победы. Я думаю, что вы высекли символ демократической свободы, то, что вы любили. А потом…

– Прато. – Микеланджело с трудом произнес это слово, его дыхание перехватило от ужаса и горя. – Медичи сожгли Прато.

Приветливая улыбка не сходила с лица Розы.

– Только глупец будет пытаться склонить вас на свою сторону обещаниями золота или власти, – сказала она. – У вас достаточно и того, и другого. Поэтому я пришла к вам с памятью о Республике и прошу… если есть шанс пробить хотя бы трещину в броне семьи, которая украла у вас свободу, разве вы не воспользуетесь им? – Может быть, она слегка переборщила, но у нее была лишь одна попытка. – Я видела листовки на стенах. Граффити. Флоренция помнит Республику. И поскольку Давид не из воздуха возник, могу предположить, что и вы тоже все это видите.

Тишина была ошеломляющей. Она давила на них, словно ватный шар, заглушая все звуки внутри тонких матерчатых стен. Здесь, в рабочем кабинете величайшего скульптора Флоренции, время растягивалось, мгновения перетекали в минуты, а минуты – в часы. Роза вдруг поняла, что затаила дыхание, и медленно выдохнула, стараясь сделать это беззвучно.

Слушая преувеличенно вдохновенные речи Розы, в какой-то момент Микеланджело отложил резец. Закрыв глаза, он застыл, прижав обе руки к мраморной плите, словно черпая силы в мощи камня. Глядя на его поникшие плечи и раскинутые руки, Роза с грустью поняла, насколько слабым он себя чувствовал.

– Они слишком сильны, – наконец пробормотал он, но все-таки посмотрел ей прямо в глаза. Неужели в этом яростном взгляде зажглась надежда? – Слишком богаты. Слишком хорошо вооружены. Против них бесполезно восставать.

– Кто сказал, что они хорошо вооружены? – спросила Роза. – Я взяла за основу их семейный девиз. Festina lente. Торопись не спеша. Мне не нужна армия. Все, что мне нужно, – это личное знакомство с ними.

– Но разве этого достаточно?

– Ах, мастер Микеланджело, – воскликнула она. – Я думаю, что такой художник, как вы, понимает больше, чем кто-либо другой. Чтобы победить Голиафа, нужен всего лишь камень.

Для Джакомо Флоренция всегда была жизнерадостным городом, окруженным сверкающей атмосферой богатства и празднеств. И, возможно, он сам был виноват в том, что так долго не приезжал сюда, но его откровенно потрясло затаенное напряжение, наполнявшее город, когда он входил в ворота. Оно отражалось на лицах лавочников и разносчиков, а также гвардейцев Медичи и городских стражников в красной форме, патрулировавших узкие улочки. Боже, а эти листовки на стенах. Эта Флоренция была городом, готовившимся к… чему-то. Стоявшим на пороге чего-то.

Джакомо не терпелось узнать, что происходит.

Он добрался до мельницы на окраине города, когда солнце уже клонилось к закату. Это было старое здание, обмякшее на берегу реки Арно, словно кто-то выплеснул его туда, и Джакомо некоторое время с сомнением смотрел на него, пока голодное урчание в животе не напомнило, что сегодня у него еще во рту маковой росинки не было. Изнутри доносился вполне себе приятный запах, а значит, вполне вероятно, что здесь можно будет перекусить. Заткнув руки за пояс, он, не раздумывая, толкнул дверь.

Джакомо ожидал увидеть простоватое деревенское убранство, потрескивающий в очаге огонь, земляной пол. И даже длинный стол, где его ждали хлеб, сыр, фрукты и вино.