Только начинало смеркаться, но на улице уже не было ни души. Если позвать на помощь, никто не услышит. Ей стало трудно дышать, испуг бешеным пульсом застучал под ребрами. Если придется убегать, то не хватит сил даже просто оторвать ступни от земли и сделать хотя бы шаг! Ноги словно густая вата.

– Спортом занимаешься? Молодец. Двести метров за сколько бежишь?

В тот самый момент, после проявленного бандитом вполне человеческого интереса, Фаина набралась неизвестно откуда взявшейся решимости и приказала себе во что бы то ни стало перестать его бояться. «Он со мной просто разговаривает и через пару минут поедет дальше своей дорогой. Даже если этот оборотень задумал что-то плохое, то молчание точно не поможет, а вот если нормально с ним поговорить, то, скорее, отстанет. Начнет приставать, ударю лезвием конька по виску».

– Не знаю, у нас нет норматива на такую дистанцию, – переведя дыхание, ответила она и заставила себя улыбнуться.

– Вот те раз. Ну километр?

– По-разному. Лучший результат – минута пятьдесят семь.

– Молодец.

Снова молчание.

– А я тебя знаю, – дружелюбно заговорил Печкарь. – Ты Лехи Буруля подружка.

– Да мы дружим, – подтвердила Фая и, немного погодя, добавила: – Я тоже вас знаю. Алеша мне рассказывал.

– Перспективный пацан. Далеко пойдет. Пока только неясно, куда его направим.

Он махнул головой на соседнее кресло:

– Ну так что, садись. Подброшу тебя, куда надо.

– Нет. Спасибо. Я к незнакомым в машину не сажусь.

– Правильно, к незнакомым не стоит. Но ведь я тебя знаю, ты меня знаешь – выходит, знакомы. Садись!

Фая категорично покачала головой:

– Мне идти совсем недалеко осталось. До следующего перекрестка, а там сразу за углом.

– Ну нет, так нет. У нас все добровольно, – смирился авторитет, с ироничной улыбкой заводя машину. – Ладно. Бывай. Бурулю привет.

«Тойота» уехала.

Фая все еще пребывала под впечатлением от его обволакивающего приглушенного голоса. На удивление, говорил Печкарь без понтов, не плевался и не матерился, как постоянно делал Бато. Не будь у него этих пронизывающих до костей волчьих глаз, так совсем обычный, даже располагающий к себе дядька.

Она продолжила свой путь и через несколько метров услышала, как кто-то звал ее по имени. Обернулась и увидела бегущую к ней Катю.

– С кем ты только что разговаривала? – запыхаясь, взволнованно спросила подруга, когда они поравнялись.

– Ты вряд ли его знаешь, – со вздохом Фая.

– Конечно, знаю! Это же Печкарь, положенец, он в тюрьме сидел. С ума сошла общаться с такими людьми!

Выходит, Фая заблуждалась, полагая, что в Катином мире обитают исключительно Чайковские, Тарковские и Мережковские – положенцы туда тоже пробрались.

– Ого! – не сдержав удивления, воскликнула она. – Какая ты у нас, оказывается, прошаренная!

– Ты хоть знаешь, курица, почему его так называют? – Кате не понравилось, что ее беспокойства не принимают всерьез.

– Понятия не имею. Не нервничай, мы просто поговорили пару минут и все.

– А я знаю! Мне сестра двоюродная рассказывала. Потому что он какого-то человека убил и в печке сжег!

История про сожженный в печи труп отнюдь не была веселой, но Фая снова не удержалась от иронии:

– Кать, это ж я с Печкарем разговаривала, не ты! Ты-то и словом с ним не обмолвилась, так чего дрожишь, как осенний лист?

На самом деле ee реакцию она понимала, ведь несколько минут назад сама едва не упала в обморок от страха и все еще чувствовала приятное возбуждение от мысли, что преодолела его. В конце концов не каждая школьница смогла бы взять себя в руки и беседовать с заправилой квартало́в так же достойно: непринужденно и без заискивающего, лебезящего кокетства.