Самооценка не всегда следует единой логике, и в одном человеке порой прекрасно соседствуют милосердие и жестокость, сострадание и надменное безразличие, великодушие и паскудная мелочность. Мы можем долго не замечать в себе таких противоречий: руководствоваться высокими постулатами и не смущаться самых низменных мыслей, восхищаться достойным уважения в других и не осуждать себя за дурное. Так и Фая не сопоставляла образ жизни «авторитетов» Алеши, ее собственное участие в сборе передачки безусловным бандитам с ее же представлениями о правильном и хорошем, почерпнутыми из книг и занятий со Светланой Викторовной. Не беспокоясь о том, что воровала товар у простоватой, с обмороженными руками торговки в растоптанных китайских «дутиках», она с упоением читала классиков, сопереживала несчастьям их героев и активно участвовала на уроках в разборе произведений, осуждая слабости и постыдные поступки литературных персонажей.

Лишь однажды ее успехи в школе стали предметом обсуждения в Костюмерке. На просьбу одолжить зажигалку быстрее всех откликнулась Настя-бандитка и, пока Фая прикуривала, с издевкой заметила:

– Удивляешь ты меня, Фаина. До тебя в наш стан отличницы не захаживали.

– Я не отличница, – пытаясь сохранить лицо и спокойный голос, возразила Фая.

– Может, не отличница, но по математике шаришь и сочинения всякие лучше всех строчишь, – вставил Настин воздыхатель Макс Болдырев.

Фая предполагала, что рано или поздно ее в чем-то подобном упрекнут. Как бы весело ей ни было проводить время в этой компании, так же было ясно, что вряд ли здесь кто-то еще, кроме нее, увлекался упрощением алгебраических выражений и читал «Сагу о Форсайтах».

– Да. Мне нравится, – просто, но твердо произнесла она и, затянувшись сигаретой, отвела глаза, намекая, что хотела бы сменить тему.

– Не юли! – мерзко усмехнулся Макс. – Известно, что ты любимица училки по лит-ре. И французский с ней учишь.

Поддержка неожиданно пришла от Бато. По обыкновению сплюнув, чтобы подчеркнуть значимость своих слов, он огрызнулся на Макса, как на Моську:

– Че докопался-то? Получается у девки, пусть шпарит! Сам двух слов связать не можешь, даже по-русски, ну и помалкивай.

Настя, согласившись, презрительно зыркнула на поклонника, перевела на Фаю взгляд, в котором теперь мелькало что-то вроде уважения, подмигнула и больше разговор об учебе с ней не заводила.

Вскоре после разговора с Алешей про Печкаря Фая сообразила, о ком именно шла речь. Она действительно уже его видела и запомнила как странного водителя на белой «Тойоте», имевшего обыкновение ездить на небольшой скорости и внимательно, даже слишком внимательно, разглядывать прохожих. Ей и прежде было неприятно, когда он, проезжая мимо, всякий раз нахально и долго смотрел прямо в глаза, но с тех пор, как выяснилось, что этот самый тип и есть Печкарь, к некомфорту добавилось беспокойство. Казалось, он запомнил ее и узнает. Однажды вечером, возвращаясь домой после тренировки, Фая заметила вдалеке его приближающуюся навстречу машину. Не желая в очередной раз почувствовать, как он раздевает ее взглядом, она присела перевязать шнурки так, чтобы не видеть его совсем, даже боковым зрением. «Тойота» неожиданно остановилась прямо около нее. Понимая, что не сможет поправлять ботинки бесконечно, девушка поднялась.

– Куда идем? – спросил Печкарь.

– С тренировки, – пробормотала Фая, показывая висящие на плече коньки.

– Садись. Подвезу.

У него были холодные серые глаза, точно такие, какие она представляла у самых расчетливых безжалостных убийц.

– Что молчим? – послышались недовольные нотки.