Девчонка была не то что не против, а скорее счастлива безмерно. Она не задавала лишних вопросов и хорошо знала своё дело. Ко всему тин Хорвейг пообещал, что отпустит её по первому желанию, но прошло две седмицы, а та так ни разу и не попросилась на волю. Пока Паситу всё устраивало, и единственное в чём он себе отказывал – это совместный сон. Та тоже не настаивала и тихой тенью выскальзывала из спальни, как только чувствовала, что хозяин потерял к ней интерес.
Вот и на этот раз, откинувшись на чёрных простынях, Защитник мрачно уставился в никуда, держа в руках свечу. Задумавшись, принялся водить над огнём ладонью. Очнулся тин Хорвейг, когда запахло палёным. Грязно выругавшись, отдёрнул руку, расплескав воск себе на живот. Затушил огонёк пальцами, и вместо того чтобы отшвырнуть в сторону, аккуратно поставил на столик подле кровати. Несмотря на умелые ласки шлюхи, настроение всё равно было паршивым.
«Боги! Я схожу с ума. Как мне выдержать ещё целый год? Или два? Может, стоит попроситься обратно в Орешки?» – сейчас эта мысль уже не казалась глупой.
3.
Погода совсем испортилась, ветер свистел промеж зданий, кусал за щёки, забираясь под одежду, и бросал в лицо мелкие колючие снежинки. Вдохнув полной грудью свежий, напоенный влагой воздух, Кира зябко поёжилась, наблюдая, как спина Тин Хорвейга скрывается за углом – Защитник направлялся в противоположную от Северной башни сторону.
Завывая, метель, казалось, бушевала не только снаружи, но и внутри, заставляя закалённую и оберегаемую силой охотницу особенно ярко чувствовать холод: «Во всём виновата усталость, – решила она. – На меня давит ответственность, не даёт расслабиться. И потому же кошмары снятся».
Незримый груз пригибал непомерной тяжестью. Кира даже неспособна была радоваться, что удостоена такой чести: «Бал во дворце! Могла ли я раньше мечтать? Не мечтала. А теперь, и подавно, бы отказалась».
Она так и не поняла, на кой ляд понадобилась Великому Князю, а Настоятель и остальные не удосужились объяснить, ссылаясь на то, что если Государь возжелает, сам всё и расскажет: «Ну, или отдаст такой приказ, – Кира невольно подозревала худшее: – Ох и неспроста дед завёл тот разговор о моём сердце… Уж не назначил ли Богомил самолично новоиспечённой Защитнице жениха? – мысль, хоть и надуманная, всё равно вызвала волну возмущения. Кира разозлилась: – Может, в этом и кроется причина одолевшей тоски? Махаррон своими разговорами только растревожил! Отвлёк от учёбы ненужными думками, – тут же сама собой всплыла обида на Крэга, все же оставившая в душе след: – А ведь я, кажется, почти влюбилась… А получается во всём виновата сила. Это из-за неё нас тянуло друг к другу. Боги! За что вы наказали меня проклятым даром?! Как же теперь понять, где настоящее чувство? Как не спутать любовь, с чем-то иным, если все же со мной она приключится? Выходит, я даже себе не смогу доверять?!»
Охотницу тревожило, что, несмотря на поцелуй у конюшен, про Крэга она и не вспоминала, а мысли сами по себе то и дело возвращались к Пасите, заставляя испытывать смятение: «Я не простила тин Хорвейгу его прегрешения, но во время танца словно обо всём забыла, желая, чтобы тот не кончался… – от осознания горло сдавило обручем, да так, что и дышать получилось не сразу. Захотелось сжаться в комок или завыть на луну, которая едва просвечивала сквозь затянувшие тёмное небо облака: – Нет, так не пойдёт! Мне нужны ответы. И чем скорее, тем лучше!»
– Кира, идём? – ребята всё ещё топтались поблизости дожидаясь.
– На что вы ставили? – огорошила их вопросом охотница.