Таймар не был уверен, что эта девушка Китэрия. Дока сказал, что сновидения часто обманывают, пользуясь лицами тех, кого хочет видеть спящий. Но князь упорно надеялся. Он строил маяк Тэри, как память о своей любви, он строил его как склеп для своего сердца, но то было днём… А ночью снова приходила она и колотила своими маленькими кулачками в серую преграду, умоляя вытащить её.

Конечно, князь ездил к элорскому ковену. Конечно, ходил на Грань и не один раз. Но спасти валамарку не сумел. И именно невозможность сделать это и уверила Таймара в том, что к нему приходит Китэрия. Если лилулай оказалась при смерти, то её душа должна была подойти к самой Грани и, возможно, даже шагнуть за неё, как когда-то было с Сиху. Князь хорошо помнил, как они с Шемой и травником боролись за валамарца, как они сумели вернуть его к живым, хотя казалось, это было невозможно. А сумели они лишь потому, что его сердце продолжало отсчитывать удары, медленно, но продолжало.

Сердце Китэрии вряд ли отсчитывало удары – оно забыло о времени, оно забыло обо всём, оно не было ни живым, ни мёртвым. Но душа, которая не успела ещё разорвать с ним тонкие артерии связей, по-прежнему удерживалась на Грани, её всё ещё можно было вернуть! Но для этого Таймару необходимо было попасть в Валамар, отыскать раненую лилулай и доставить в леса Элории.

План походил на бредни помешанного, но князь вспоминал, сколько невозможного он сделал за последние годы и надеялся – просто надеялся и строил маяк…

4. Глава 3 Дока

Уже третьи сутки подряд Эергур не вылезал из хранилища. Ему казалось, что он близок к озарению, казалось, что набрёл на нужный след, нашёл способ обойти статут. Да, Самир запретил снимать с Валамара Купол безмолвия, но не далее как вчера он и большая часть детей Сата покинули Пирамиду. В Гельвиадосе царило погребальное уныние. Лишь те немногие бунтари, что пошли против воли законника и остались в своём доме, теперь сидели в главном зале для сигулов и, опустив головы, молчали.

О чём думали Боги, Эергур не знал, возможно, они тоже соображали, как обойти наказ Сэмира, а возможно, тихо готовились встретить конец на своей земле. Всезнайка так и не научился понимать мотивы демиургов, так и не понял, какие такие высшие ценности заставляли одних бежать, а других соглашаться на гибель. Эергур понимал только свои ценности, которые за год служения Ёиль тесно переплелись с её домом. Ценности эти были просты, они позволяли пожертвовать дружбой, собственной жизнью, чем угодно, кроме памяти – памяти их Пирамиды, которая хранилась в теле Гамунгадраса.

На протяжении целого года Дока думал, как сберечь память веков в угасающей Пирамиде, пока не осознал, что бессмысленно беречь то, чем некому будет воспользоваться. И поэтому он как одержимый стал искать способ обойти закон – нарушить указ Самир. Эергур понял, что нет иного варианта кроме как ассы с карликами. Они не смогли победить их тогда, на заре становления, когда Сат и его дети были совсем молоды, но они должны сделать этот сейчас, иначе… Конец всему! Возможно, даже самому Сату и тем душам, что он породил.

Дока бродил по глубинным уровням хранилища вдоль светящихся сфер, он выискивал пятёрку самых древних королей человеческих кругов. Всадник знал, что они попали в Ётерхоль неспроста – они были первыми бунтарями, кинувшими вызов Богам. И случилось это во времена Великой ассы со звёздными карликами, что казалось умнику подозрительным совпадением.

Дока понятия не имел, за что именно их упрятали в Ётерхоль, но догадывался, что насолили они Высшим по крупному, раз до сих пор не заслужили права на второй шанс. Хотя Айсирия – внучка Сэмира, под предводительством которой и шли эти короли, сумела-таки выбраться отсюда. Правда, Ёиль упекла её в тело шестилетнего ребёнка, и хоть это не помешало Айсирии постичь тайну своей души, она была ещё очень слаба, к тому же не обладала сплошной памятью прошлого воплощения. Ёиль не давала Айсирии права на восстановление собственной памяти, и Дока вынужден был искать ответы самостоятельно.