Брук переглянулась с Колдером, вставшим рядом с Ханг и Лин. Он понимающе улыбнулся ей.

– Где ты был? – спросил Ханг.

– Мы с Брук… – замялся Колдер.

– Ясно, можешь не продолжать. Но имей в виду, что мы уважаемые люди в Олдвине после Лорда зимы, и ты обязан соблюдать приличия.

– И не опаздывать, – поддержала мужа Лин.

Люди закончили песню, дотянув последние ноты.

«На самое дно опустившись,

Помни о помыслах своих молчаливых».

Толпа чуть расступилась, и на белом огромном, важно ступающем к алтарю волке въехал Энон в таком же белом костюме с голубыми кристалликами. Безумно красив и грациозен. Для любой девушки он был недосягаемой мечтой, для отца – отрадой, а для Олдвина – великой надеждой на будущее. Все затаив дыхание сразу же склонили головы, приветствуя его.

Энон остановил волка, когда поравнялся с сестрой. Парень протянул руку к ее волосам и вытащил застрявшую еловую веточку, вложил в ладонь сестры и осуждающе помотал головой. Брук опустила глаза, не стала смотреть на мать, она и так чувствовала на себе леденящий душу взгляд.

Энон слез с волка, под симфонию звенящих музыкальных инструментов поднялся на алтарь, где его уже ждал отец. Он мягко посмотрел на сына, тряхнул от волнения седыми усами. Прокашлявшись, начал:

– Наступил этот волнительный момент. Сегодня мой сын Энон становится вашим новым Лордом зимы. Его обязанность – защищать вас, править справедливо и честно, а ваша, народ мой, любить и почитать своего Лорда, служить ему верой и правдой.

Площадь взорвалась аплодисментами. Брук сжала морщинистую руку Мосса, он приобнял ее за плечи. Девушка смотрела на брата с искренней любовью, она действительно была рада за него. Отец передал ему свой посох, вырезанный изо льда далеким предком. Энон развернулся лицом к ликующему народу, держа его в обеих руках. В отличие ото всех, Брук заметила в темных глазах брата странную тревогу. Он всю жизнь готовился к этому событию, пока она носилась по полям на спине волка. Отец снял с себя диадему и надел на голову Энона.

Люди после этого устремили глаза к ночному звездному небу. Как только новый Лорд принимает посох и диадему, небо озаряет северное сияние, означающее окончание обряда и начало правления. Это было самое прекрасное и важное явление. Вот и сейчас все с нетерпением ждали зелено-розовое волнообразное свечение.

Но его все не было. Народ начал шептаться. Брук вопросительно глянула на Мосса, тот нервно пожал плечами.

– Что происходит? – спросил растерянный Энон у отца.

Ханг и Лин тоже беспокойно переминались на месте, постоянно озираясь по сторонам. Инна, кутаясь в шубу, переводила большие глаза с неба на сына и обратно. Отовсюду слышались вопросы ничего не понимающих людей.

– Где сияние?

– Почему так долго?

– Что-то не так?

Все были так увлечены небом, что никто не заметил, как по Энону поползли затвердевающие морозные узоры. Сам же Энон не успел ничего сказать или закричать, только последний раз вздохнул, и его тело обратилось в чистейший лед.

Когда это заметили, было уже слишком поздно.

– Энон! – вскрикнула Брук и ринулась к нему.

На площади начался хаос. Волки завыли. Люди с воплем стали разбегаться от ужаса. Отец отшатнулся от ледяной статуи сына. Инна упала в обморок, ее подхватил перепуганный Мосс. У Лин подкосились ноги, и она рухнула на землю, Ханг с Колдером остолбенели.

Пробившись сквозь суматоху, Брук подошла к глыбе льда, которая минуту назад была ее живым братом. Девушка едва прикоснулась к заледенелой щеке, заглянула в стеклянные, устремленные к небу глаза, и лицо парня покрылось паутинкой трещин. Лед, хрустя, треснул, и Энон распался на десятки полупрозрачных кусочков. Брук, дрожа, успела отскочить, поймав на лету диадему.