Конечно, в детстве, все кажется больше, чем на самом деле. Раньше этот сад казался Софии сказочным лесом, в котором она была… нет, не прекрасной феей, а отважным Робином Гудом. Только она, в отличие от Робина, никого не грабила, но сражалась отчаянно, а пряталась очень искусно. Ну или ей так казалось.
И к тому же противников в то время было маловато для эпической битвы добра со злом – только один, и то, он в основном ябедничал на Софию ее матери, которая приходила и ставила жирную точку в сказочном спектакле, сценарий которого так красочно был расписан у Софы в голове.
Девушка шагала по садовой дорожке. Лучи солнца пронизывали кроны деревьев, и трепетно шелестели листья. Легкая утренняя прохлада, идущая от земли, овевала ее лодыжки. София распустила волосы и встряхнула ими, подставляясь легкому ветерку.
Цвет ее волос был не медно–рыжим и не золотым, а каким–то редким сплавом и того, и другого. Ветер играл её волосами, и со стороны это было похоже на колыхание открытого пламени. Она щурилась и подставляла лицо тёплым золотым лучикам.
Пройдя вглубь сада, Софа увидела резную беседку. Она была хорошо ей знакома, это было сердце сада. Решетки были выкрашены в белый цвет, а по ним лениво ползли завитки плюща.
В детстве София часто видела здесь зазнайку Романа, который, стремясь спрятаться от всех, прибегал сюда с любимой книгой, забирался на одну из широких скамеек и подолгу читал, пока не наставало время ужина, и Ольга Ивановна приходила сообщить ему, что отец ожидает его за столом. Если только София не нарушала его уединение очередной выходкой.
Ей было откровенно скучно в те дни, когда мать брала ее на работу. И каждый раз она выдумывала все новые и новые способы разозлить и выманить Романа из этой беседки. Она прекрасно знала, что играть с ней он все равно не станет, но это, тем не менее, ее не останавливало.
Сначала ей удавалось это сделать с помощью тонкой веточки, которую она просовывала сквозь решетку беседки. Она тыкала ей в читающего мальчика, а если тот ломал или отбирал веточку, Софа находила новую. Потом способы становились все изощрённее, всех уже и не вспомнишь, конечно.
В ход шли выкопанные из земли червяки, которых она бросала сверху, залезая с задней стороны беседки. Она запускала огромного жука–носорога, который начинал летать внутри беседки и страшно жужжать. Ну и вишневые косточки.
Это был последний день, когда она была в этом доме, потому что именно в тот день терпение ее матери лопнуло, и Софу на работу больше не брали никогда и ни при каких условиях. Да и вскоре она стала достаточно большой, чтобы оставаться дома одной, и необходимость в присмотре за ней отпала.
Софа усмехнулась своим мыслям. Сейчас, будучи взрослой, она понимала, что матери было с ней не просто. Она воспитывала Софию одна, отец скончался, когда ей было всего три года. Это от него она унаследовала рыжую копну волос и глаза цвета весенней травы.
Тогда матери пришлось устроиться на кухню к Льву Григорьевичу по рекомендации соседки тёти Зины, которая раз в неделю занималась уборкой его дома. С тех пор мама там и работала.
Лев Григорьевич бывал здесь наездами и постоянно проживал только летом. Он не был строгим хозяином, был неприхотлив в быту, платил довольно хорошо, даже в те месяцы, когда не приезжал в резиденцию совсем.
Также он был хорошим отцом. Он был внимателен к своему сыну, который рос спокойным мальчиком и персоналу не доставлял особых хлопот. Поэтому Ольга Ивановна никогда не думала менять место работы, вот только работать и растить дочь одной было не легко.