–Работать она хочет! А что ты у нас, интересно, умеешь делать?

–Печати ставить… – растерянно отвечала я.

–Так это все умеют! А так – никто нигде не требуется!

Самое страшное, что она сама не знала, что от меня хотела. А отчим предлагал мне поступить в медицинское училище во Фрязино, откуда они забирали мусор. Медицина меня интересовала, но я не сдала бы экзамен по химии, я не помнила даже формулу винного спирта. Да и мама меня бы в город-спутник не отпустила.

Наверное, я сильно доставала Татьяну Ивановну. Просто я решила, что надо чаще к ней ходить, чтобы про меня не забыли.

–Как можно жить без работы! – сатанела Захарова.– Вот скажи мне, что ты днём сегодня делала? Попроси маму, пусть поставит тебя на учёт на бирже труда, будешь хоть пособие получать…Я и сама там стояла, и всех строила! Я никого не боюсь! Мне предлагали должности за минималку в месяц, но я говорила: мне уже сорок пять лет, и я не могу работать за такие деньги! Вон у меня брат с высшим образованием, а рубит мясо! А Юрий Любимов сегодня сказал: да как же можно не брать молодёжь на работу, сразу выбрасывать их из жизни! Слышала про режиссёра Юрия Любимова?

И тогда я, как дурочка, попросила взять меня ещё куда-нибудь «на экскурсию». Но Татьяна Ивановна сказала:

–Я завтра в Думу еду, вернусь поздно, никого с собой брать не могу.

А потом она вспомнила про выборы, своего сына, и голос её сразу потеплел:

–Вот хочешь, поагитируй за Вадика. Плачу пятьсот рублей за каждую поставленную подпись. А то единственная оплачиваемая работа, которая здесь будет, это в участковой избирательной комиссии, сто тысяч рублей. Сейчас я дам тебе листовочку, чтобы люди могли о нём узнать.

И она достала из ящика уже до боли знакомые мне отксерокопированные четвертушки листа. И тут лицо её исказила злоба:

–Это же надо было так похабно разрезать! Это всё Людмила! Одним махом резала! Как же теперь можно их кому-то показывать! Только выбросить!

Но дело ведь не в оформлении листовок, а в человеке!

А я стала бояться своей мамы. Начальница повысила ей зарплату, и она раздумала идти в дворники. Бабушка из домоуправления уволилась. За две недели они заработали 68 тысяч рублей. Мама была просто в шоке:

–Надо же, так тяжело и так мало!

…Я спросила её про биржу труда, и нарвалась на крик:

–А ты знаешь, что по закону тебе имеют право предложить работу в радиусе ста километров, где-нибудь в Ногинске?! Как ты туда ездить будешь? И почему у тебя такой кашель? Где ты была сегодня? Я у тебя все ботинки заберу!

И я глушила в горле кашель.

***

В пятницу я встретила Татьяну Ивановну на улице, и она пригласила меня на митинг на Театральной площади.

–Посоветуйся с мамой. Я не знаю, во сколько поеду, возможно, на 11.30.

Как же я обрадовалась! Но как же мне выбраться в выходной день, когда все дома? Я попробовала поговорить по-человечески с мамой, но не тут-то было.

–Можно мне завтра поехать в Москву с Татьяной Ивановной?

–Ну, конечно же, нет! – с самодовольной издёвкой сказала она. – Я так хочу! Какая тебе Москва? Там– трупы! Ехать куда-то с пятидесятилетней тёткой, которую я знать не знаю! Что ты всё с бабками водишься? И я не удивлюсь, если узнаю, что ты, пока я на работе, куда-нибудь уже съездила, и вернулась к моему приходу! Она тебе как мать родная, только на работу тебя не берёт, берёт своих! Или ты на работу устраиваться поедешь?

–А что, отпустила бы?– удивилась я.

–Если на работу, то я, может быть, с тобой бы поехала.

Какая же я была в эти выходные злая, как её ненавидела! Так и записала в своём дневнике: «Ненавижу её! С пятницы и надолго к ней зарождается холодная, глухая ненависть».