– Голубушка, это как же тебя угораздило-то в котлован влезть? – спросил сторож окоченевшую и дрожащую от холода горемыку, доставая из пол-литровой банки с водой забулькавший кипятильник.

Пожилая женщина сидела на табуретке и с любопытством разглядывала тесную каморку, пропахшую табаком и перегаром.

– Ой, милок, за кошечкой пошла. Она так жалобно мяукала, а я сдуру-то захотела ей помочь, – отвечала Мария нараспев. – Да вот, видишь, и сама попала в ловушку. Туда-то смогла спуститься, а обратно уже никак. А кошка, кошка-то, как меня увидела, сразу же перестала мяукать и удрала наверх. Да так ловко, проклятая… Прямо какое-то наваждение, будто специально меня в ловушку хотела заманить, а самой и след простыл. Хотела я выбраться, да не получалось. Куда уж мне на такую горку забраться… Думала, все, пропаду, старая, на этой окаянной стройке. Если бы не ты, добрый человек, все, вспоминай как звали.

– Ага. Живность, значит, ясно, – согласился сторож, кинув в банку щедрую щепоть заварки. – А как ты попала на стройку? Калитка закрыта изнутри, и сторож сидит, охраняет от посторонних, чтобы никто тут не шастал и не упер чего. – Немного задумавшись, он добавил: – Ну, может, я слегка и задремал. Но это всего на минутку, просто глаза устали смотреть в темноту, вот я их и прикрыл, чтобы отдохнули.

– Так там в заборе лаз есть, – с невинным лицом ответила старушка. – Я смотрю, следы кошачьи, и пошла за ними. А они как раз и привели к забору, где доски отодвигаются в стороны.

Немного помолчали. Сторож разлил чай по металлическим кружкам, сел на край кушетки напротив стола и задумчиво пробормотал:

– Ясно, ясно. Опять, значит, строители лаз себе сделали. Ну я им покажу, – он погрозил большим кулаком в окно, глядя на забор стройки. – Колючую проволоку растяну, будут знать, как лазить… – потом повернулся к старушке и спросил: – А как зовут-то тебя, бабулька?

– Мария, – ответила пожилая женщина и сделала маленький глоток из кружки. – А тебя как?

– Вообще, меня зовут Димой, но все называют по отчеству – Митрофаныч, – ответил сторож, приглаживая лохматую бороду. Он посмотрел на все еще подрагивающую от холода старушку и с легким недоверием спросил: – А вот скажи мне, Мария, что ты делаешь в такую рань в парке? На улице темень, хоть глаз выколи, холодина жуткая, а ты по парку гуляешь. Как-то это странно.

Лицо Марии на миг сделалось очень серьезным, она украдкой посмотрела в окно, но тут же снова вошла в образ и ответила с наивной виноватой улыбкой:

– Эх, Митрофаныч. Старая я совсем стала. Бессонница мучает, сил нет. А зимой ночи такие длинные, – она сделала глоток. – Вот проснулась я рано-рано. И не пойму, спала вообще или просто глаза прикрыла. Так пролежала около часа, а сон не идет. Ну, думаю, что тут делать, нужно пойти на свежий воздух, может, нагуляюсь и потом буду крепко спать.

– Да-а-а. Бессонница – это какое-то проклятие. У меня тоже такое бывает. Но от этого недуга я всегда храню у себя народное средство, – сторож достал из-за спинки кушетки литровую бутыль, наполовину заполненную мутной жидкостью. – Бражка из меда – самое лучшее средство от всех болезней и бессонниц. – Он протянул бутыль старушке: – Давай угощу тебя стаканчиком. Спать будешь до следующего утра.

– Нет, ну что ты. Я никогда эту дрянь в рот не брала и уж на старости лет не стану, но спасибо тебе, Митрофаныч, – отвечала старушка, поглядывая в окно.

– Ну смотри, как пожелаешь. А я себе налью стаканчик, – он взял граненый стакан, который стоял на столе, дунул в него и налил чуть больше половины. Затем принял позу оратора и, подняв свой «фужер», с чувством произнес: – Ну, бабуська, не пьянства окаянного ради, а токмо пользы для, – и залпом опустошил стакан.