– Ну вот что, – догрызая худую заячью лапку, мрачно сказал Волод. – Вы как хотите, а если я завтра утром не получу фураж для коней, поведу своих на зажитье[34]. И пусть император нам хоть слово против скажет!

– Здесь тебе не вражеская территория! – немедленно осадил его Лютень. – Они нас сами призвали! Чтобы помощь получить. И заплатят за это по золотой монете за воина. За месяц войны. Цена невиданная!

– А на кой мне это золото, если не могу на него ничего купить?! – фыркнул князь-волк. – Мои Волки ропщут, им не по душе такая война! А не мог нас прокормить, так нечего было призывать. Что, я не прав?

– Тут я с Володом согласен, – мрачно сказал Буйслав. – Порядок в войске будет только тогда, когда каждый последний отрок получит сполна причитающийся ему пай еды. И когда кони наши получат треть кипы сена и полмешка зерна на день! Уж прости, без этого мы – не войско. Конница быстро кончается, когда кони страдают от бескормицы!

– Вот я и не понимаю тебя, Буйслав, – столь мрачно возразил Лютень. Почему ты не остался в шатре императора? Разве он не предлагал всё уже сегодня обсудить?

– Предлагал, – согласился князь-тур. – Только я ж видел, что ты не готов говорить с ним твёрдо. А надо – твёрдо! Так, чтобы сразу понял, что мы не под него пришли, но – сами воевать. Как он навоевал, все видели! От ста тыщ торингов осталась четверть. И то – не та, что была поначалу… Нет уж, я своих Туров под его дурную руку не поставлю! Не дурак, чай…

– Согласен, – безмерно удивив обоих князей, сказал вдруг Лютень. – Тут император не прав. Он думает, мы подручники его, забывает, что это – не так! Но и ты зря думал, что я тебя подведу. Поверь уж, князь, я своих предавать не приучен!

– Ну… прости коль так! получается, я нас доброго ужина лишил, – усмехнулся Буйслав.

– Отчего же, – с аппетитом обсасывая копчёное рёбрышко поросёнка, возразил Волод. – Я сыт! А у императора завтра наверстаем!..

Наверстать удалось в ту же ночь. Вошёл, коротко поклонившись, вартовый сотник из дружины Буйслава, доложил, нарочито огрубляя юный голос:

– Обоз прибыл, княже! От закатников, значит. Возов – от лагеря до лагеря! И фураж, и нам, значит, найдётся.

– Добро, – кивнул Буйслав. – Пускай их!..

– Так уже! – удивился сотник. – Волки на воротах стоят, они уже и свою треть отнимают!

– Ну, я им сейчас! – быстро сказал, увидев, как побагровел Буйслав, князь-волк и поспешно вышел, ругаясь.

– Собаки, – ругнулся всё же Буйслав. – Что тебе ещё?

Сотник, который всё ещё переминался у входа, явно не спеша уходить, немедленно доложил:

– Там ещё торинг вящий стоит! Просит принять!

– Торинг, говоришь? – удивился Буйслав. – Лютень, может к тебе кто?

– Может, – повёл тот плечами. – От Ольхи письмецо, или от самого Теодора! Ну, так и пусть сюда идёт. У меня от брата-князя секретов нет!

Довольный Буйслав ухмыльнулся широко, взмахом ладони отослал сотника за гостем. Вторым жестом – отрокам предназначенным, велел заменить съеденное и выставить на стол что-нибудь свежее. А буде ничего больше нету, стол да уберут вовсе. Мол, и не думали ужинать. Поздно уже…

В общем-то, ничего и впрямь не оказалось. Потому стол убрали, к ногам князей поставили кувшин с вином. Не самым, может, лучшим, но – вином. Мёд решили поберечь. А может – не осталось уже. Три лагуна успели оприходовать, пока обсуждали здесь невесёлое своё положение…

Вошедший был худ, бесспорно – молод, но уже лысоват. На то, что он торинг, указывали светлые волосы и серые, почти бесцветные глаза. Ну, а на то, что – нобиль, вящий боярин императора или его ближний воевода – дорогой, воронёный по старинной моде доспех и длинный меч-бастард на поясе. Концом своим меч шкрябал по коврам, щедро разбросанным отроками Буйслава по шатру.