– Царь! Победа! Полная победа!!!

– Царь, нужно остановить фалангу. Город уже твой. А они…

– Город их. Фивы их. Фиванцы их. Я наложил на них свою руку. И нет им пощады.

Копье пронзило хитон, кожу, мясо, кость – и глухо ударило в стену.

– Город был взят, разграблен и стерт с лица земли. Александр уверен, что Эллада, потрясенная таким бедствием, впредь из страха будет сохранять спокойствие; кроме того, он оправдывает свои действия тем, что удовлетворил своих союзников, так как фокейцы и платейцы выдвигали против фиванцев ряд обвинений. Пощадив только жрецов, граждан, связанных с македонянами узами гостеприимства, потомков Пиндара, а также тех, кто голосовал против восстания, Александр продал всех остальных в рабство, а их оказалось более тридцати тысяч. Убитых более шести тысяч.

– Кто стерег Фивы?..

– Что ты так переживаешь?

– Неужели ты не понимаешь? Александр показал всей Элладе, что теперь никто и ничто его не остановит. Я даже начинаю сочувствовать персам… Ты, действительно, ничего не слышал о Тимоклее?

– Тимоклея… Тимоклея… что-то знакомое…

– Ты был у нее дома прошлым летом…

– Да-да. Очень приличная женщина… гостеприимная… статная… величавая…

– Несколько фракийцев ворвались в дом Тимоклеи, женщины добродетельной и доброй славы. Пока рядовые воины грабили, их предводитель насильно овладел женщиной…

С фракийца капала кровь… чужая… пот… свой… стекал… железо доспехов повсюду сдирало полоски кожи…

– …а потом спросил ее, не спрятала ли она где-нибудь золото или серебро.

Тимоклея ответила утвердительно и, отведя фракийца в сад, показала колодец, куда, по ее словам, она бросила во время взятия города самые ценные из своих сокровищ.

Спина… спина… он подставил спину… не думая… не думая… быстрее… с одного шага… А-а!

– Герой наклонился над колодцем, чтобы заглянуть туда, а Тимоклея, став сзади, столкнула его вниз и бросала камни до тех пор, пока не убила. Когда связанную Тимоклею привели к Александру, уже по походке и осанке можно было судить о величии духа этой женщины – так спокойно и бесстрашно следовала она за ведущими ее фракийцами. Что с ней до этого еще делали пьяные варвары – не скажу.

На вопрос царя, кто она такая, Тимоклея ответила, что она сестра полководца Феагена, сражавшегося против Филиппа за свободу и павшего при Херонее. Пораженный ее ответом и тем, что она сделала, Александр приказал отпустить на свободу и женщину, и ее детей.

Он уже может себе позволить быть даже великодушным.

– Ну, в сущности, я не думаю, что он свирепый варвар.

– Уже Филипп не был варваром, а Александр… Мы его боимся. И в его великодушии. Он доказал…

– Но он и не эллин!

– Конечно.

«Великий царь царей!

Ныне же сообщаю тебе, что Александр заключил мир с афинянами, несмотря на то, что они проявили большое сочувствие к бедствию, постигшему Фивы: уже начав справлять таинства, они в знак траура отменили праздник и оказали всяческую поддержку беглецам из Фив. То ли потому, что Александр, подобно льву, уже насытил свой гнев, то ли потому, что он хотел противопоставить жесточайшему и бесчеловечнейшему деянию милосердный поступок, однако царь не только простил афинянам все их провинности, но даже дал им наказ внимательно следить за положением дел в стране: по его мысли, в том случае, если бы с ним случилась беда, именно Афинам предстояло править.

Говорят, что Александр не раз сожалел о несчастье фиванцев, и это заставляло его со многими из них обходиться милостиво».