Первое время ещё вспоминались янганимяновские безлюдные по вечерам улицы, глухие ночи с одиноким фонарём на площадке у сельсовета и редким взлаиванием тоскующих собак за крепко запертыми воротами. Но потом кипение столичной жизни, запах больших денег, которым пропитан московский воздух, яркие соблазны беспечного существования постепенно стали действовать как морфий, выжигающий из памяти прошлое, которое постепенно приобретало очертания несуществующей призрачности. Громадный бурлящий муравейник мегаполиса стал единственным важным для нас местом в огромном мире: и мысль о возвращении в Янганимян казалась странной, нелепой и даже чудовищной. Из Москвы уехать оказалось невозможно из-за непреодолимой силы притяжения ослепительных огней широких проспектов.

Но особенно сильно кружило голову ощущение полной свободы, которую дарит Москва: ты можешь быть кем угодно, одеваться как угодно, заниматься чем угодно – никому до этого дела нет. В многомиллионной толпе, топчущей своими ногами раскалённые мостовые столицы, человеку предоставлена полная свобода выбора. Даже нищета здесь воспринимается как личное желание. Работы в Москве навалом – берись за любую, надо только решиться. В этом принципиальное отличие столичной жизни от жизни в нашей маленькой деревушке, где судьбе перепачканного мазутом тракториста или комбайнёра альтернативой может быть только участь пастуха или пьяницы.

Никакая работа в Москве не превращается в судьбу. Если не захочешь, если что-то не устраивает, в любой момент можешь уйти без боязни остаться ни с чем. Чувство безграничной свободы стало ещё одним серьёзным поводом сказать себе: мы больше никогда не вернёмся в деревню. Всё что угодно, но только не дремотно вялое течение времени в глуши, где все про всех всё знают до тоски, до лютого озлобления на мир. Мы словно наркоманы крепко подсели на ритмы мегаполиса в стиле техно, эр-энд-би, рэпа, трэпа, изрыгающего местами звуки старого доброго хард-рока.

На первых порах мы хватались за всё, что ни подворачивалось, лишь бы была возможность покупать себе еду и одежду. Наконец пришло такое время, когда понемногу стало получаться откладывать небольшие деньги. Их запас был хоть и небольшой, но придавал уверенности, и понемногу мы становились более требовательными к рабочему месту.

Начался период, когда мы с Ляйсан даже с каким-то азартом меняли одну профессию на другую в поисках более высокой зарплаты. Я перебрал с десяток должностей, пока не подвернулась вакансия личного водителя генерального директора «Астро-банка».

Вадим Борисович лично проводил собеседование с кандидатами и удивил тем, что первый вопрос, обращённый ко мне, был не про опыт вождения, а про мой зодиакальный знак. Позже я узнал, что Вадим Борисович – страстный поклонник астрологии и прочих эзотерических учений. Его совершенно не интересовала моя трудовая биография. После сложных астрологических вычислений Вадим Борисович решил, что из всех претендентов я более всего подхожу на роль чела, которому можно доверить руль громадного членовоза.

Так как в служебные обязанности личного водителя директора входит умение вовремя быть слепым, глухим и немым, то мой оклад на сегодняшний день можно считать одним из неплохих даже по московским меркам.

Ляйсан благодаря въевшейся привычке усердно учиться к тому времени закончила бухгалтерские курсы и нашла место в одной строительной компании, агрессивно рекламирующей во всех средствах массовой информации свои проекты. Скелеты их домов с выпирающими рёбрами недостроенных балконов в окружении остроносых кранов торчат по окраинам Москвы и ближайшему Подмосковью. От Ляйсан также требуется умение молчать и не замечать ничего, кроме предварительных оплат от будущих счастливых обладателей канареечных квартирок, вырастающих рядом с очистными сооружениями, отравляющими воздух округи своими ядовитыми испарениями. Но об этом неудобстве менеджеры компании деликатно умалчивали, оставляя право на знакомство в будущем с окрестностями своим клиентам.