– Что-то я уже не хочу быть агрономом, – с грустью ответил я.

– И кем же ты будешь? Космонавтом, милиционером, врачом? Все профессии нужны, все профессии важны. Помнишь?

– Да. Но, кажется, лучше быть артистом. Их постоянно по телевизору показывают. Пой себе песни и всем это нравится.

– М-да…– расстроенно вздохнул отец и бросил окурок в старое гнутое ведро. – Докатились.

Когда отец ушёл, я заметил, что ему идея про эстраду совершенно не понравилась. Я вспомнил слова дяди Володи:

«Это хорошо, ребята, что вы техникой интересуетесь, – завершив укоренный курс молодого механизатора, сказал он. – Придёт время и наши поля снова будут хлебными. Сядете вы за комбайны, новые, мощные и отправитесь на уборку урожая, бить рекорды. Кормит ведь не пашня, а нива. Будет хлеб – и всё будет. И ваши портреты, как лучших механизаторов, установят на доску почёта. А дома возьмёте в руки хлеб и будете знать, каким трудом он достаётся, пусть тяжёлым, но благородным. Истинно русским».

Вернувшись домой, я зашёл в избу и решительно заявил голосом Ельцина:

– Ладно, ваша взяла! Дорогие россияне!..

Я взял лепёшку и, обильно намазав малиновым вареньем, деловито продолжил:

– Не хотите картошку, значит, будем завтра сеять озимую морковку!

На скамейке у нашей калитки собрались абсолютно все соседи. То есть две бабушки-старушки – Мария и Евдокия. Наши три усадьбы скучковались за рекой на холме у огромной ели. Чуть в стороне от села. Остальные ближайшие наши соседи проживали в полукилометре вниз по дороге и поэтому не считались для сходки.

На повестке дня было решение крайне важного вопроса именно для нашего заречного автономного микрорайона.

Шахта колодца, уходящая вглубь веков, сложенная из сруба, предательски завалилась этим самым срубом, основательно закупорив источник чистейшей колодезной водички. Пить и щи варить, стало быть, получилось не из чего.

– Сгнил, видать, сруб-то, – предположила тетя Маша.

– Ага, хай ему сто чертей! Копать надо, – предложила тетя Дуня.

Бабушки вопросительно посмотрели на моего батяню. Тот, распахнув телогрейку, опёрся локтем на штакетник, потому что на скамейке местов больше не было и отрешённо вглядывался вдаль, покуривая.

– Давно хотел спросить, – сказал он. – Что это за роща вон там, неподалёку, перед лесом.

От нашей калитки до этой берёзовой рощи было метров восемьдесят.

– Деревья как-то странно растут и насыпь вроде какая-то по периметру… – задумчиво продолжал батяня.

Все посмотрели на загадочную берёзовую рощу напротив наших усадеб и немного помолчали, созерцая тусклые краски поздней осени.

– Кладбище там, чалдонское… – внезапно пояснила тётя Дуня и тут же спросила: – Раскопки, спрашиваем, когда начнутся? Батяня вздрогнул.

– Какие раскопки? – напрягся он. – …чалдонов?

Тетя Дуня накинула с плеч на голову узорчатый платок, туго подвязала у подбородка и невозмутимо заметила:

– Колодца. Скоро зима, а воды нет. Копать надо, колодец-то.

– Оно и верно. Скоро мухи белые прилетят, – поддержала тётя Маша.

– Ах, да, колодец… – снова задумчиво проговорил батяня и выбросил окурок. – Кто бы мог подумать: кладбище… Мы тут уже год живём и не знаем.

За прошедший год после переезда из городской благоустроенной квартиры лично я смирился с нелёгкой крестьянской долей и отсутствием всяких удобств. Водопровод? Размечтался.

Питьевая вода добывалась из колодца, для чего требовалось определённое мастерство ниндзя-коромысло.

Вооружаешься коромыслом, ведрами и вперёд, по тропинке. Отодвигаешь дощатую крышку шахты, крутишь ворот барабана от себя, чтобы трос натянулся, аккуратно отпускаешь черпающее ведро над бездной шахты и затем откручивая ворот, опускаешь ведро.