На подъезде к городу пришлось сбросить скорость, а вскоре Максимус и вовсе уперся в хвост пробки. Поглядывая на светофор в ожидании зеленого сигнала, он вспомнил полет на Пегасе.
Ощущение абсолютной свободы и почти ничем не ограниченной мощи. Понятно, почему Тибериус выбрал именно маг-положительного коня в качестве боевого транспорта.
Пробка тянулась бесконечно долго. По крайней мере, достаточно долго, чтобы допустить: первоначальное впечатление было ошибочным. Офицер Тибериус не был таким уж асоциальным типом и не настолько плевал на субординацию, как это показалось в начале. По крайней мере, в случае с Грином он сделал все строго по инструкции и не пытался проявить своеволие.
А еще у него было оперативное чутье и выдающееся даже для боевика чувство опасности. И, как оказалось, совсем не атрофировались простые человеческие качества: умение дружить и способность волноваться за чужую судьбу.
Все сделанные выводы вели к следующему, и пока Максимус не мог решить, позитивный он или наоборот: заносчивость Тибериуса, его грубость и наглость не были непроизвольными проявлениями характера. Джонатан Тибериус становился засранцем намеренно, когда подобное поведение было ему выгодно, и явно получал от этого удовольствие.
Но мысли о Тибериусе, хоть и были довольно занимательными и даже чуть-чуть двигали счетчик, быстро уступили место загадке исчезновения Лесли Грина.
Вирус, живущий в крови маг-положительных людей, на самом деле не был настоящим вирусом. Но что-то общее у них все-таки имелось: им можно было заразить и от него можно было вылечить. При одном условии: если концентрация живого маг-вируса в крови не опустилась ниже критической отметки.
Когда вирус попадал в организм носителя в первый раз, он начинал бурно размножаться. Настолько, что иммунная система взрослого человека сходила с ума и убивала собственного хозяина в попытке избавиться от непрошенного гостя. Полноценное развитие и стабильный симбиоз устанавливался только при условии, что вакцина была введена в первые часы после рождения. Ребенка “инфицировали” магией, и магические способности были на самом деле лишь осложнением этой болезни. Кто-то “переболевал” легко, маркировался Д4 и был способен максимум на скорочтение или подъем сразу двух баллонов воды одной рукой. А кто-то получал пометку А1, мог поднять груженый танкер и швырнуть его на пару сотен метров.
Но даже статус А1 не означал, что человек мог заменить собой подъемный кран или компьютер. У всех маг-модифицированных был “фоновый” уровень и “форсаж”. Последний могли запускать далеко не все, и очень многие даже не рисковали, потому что существовала довольно большая вероятность, что первый же выход на максимум сожжет весь резерв. Во время форсажа магии титры вируса в крови подскакивали в сотни раз, и иммунная система тоже “вставала на дыбы”. И рано или поздно она одерживала победу — вирус, накрепко связанный с каждой клеткой, умирал, оставляя часть своей ДНК болтаться на ДНК хозяина. “Поломка” копировалась бесчисленное количество раз, оставаясь с человеком до самой смерти, не позволяя уже ничего изменить. От прогноза, как быстро это случится, и зависел резерв форсажей.
И лишь единицы, такие, как Федосий, Максимус, Тибериус и еще несколько человек, могли почти безостановочно функционировать на максимуме своих способностей. Ограничением были лишь физиологические резервы — магия требовала колоссально много энергии, и тело просто не справлялось.
Те же, кто по каким-то причинам сжег себя, убив вирус не специальной антисывороткой, а переступив предел, зависали в промежуточном состоянии. У них больше не было магии, но и обычными людьми они больше не являлись. По крайней мере, самый неприятный симптом магической болезни, которого, как ни бились ученые, не могли избежать ни люди, ни животные, оставался неизменен, был ли вирус в крови живым или мертвым. И симптомом этим являлось стопроцентное бесплодие.