Набрела на магазин льняных изделий, где продавались вышитые фартуки, цыганские юбки и петухи на чайник. Магазина этого вроде как прежде не было. Не думая о свадебном наряде, зашла: лён ей всегда нравился.

Вошла – и тут же увидела то, что нужно: серовато-голубой комплект из жакета и юбки с вологодским кружевом в цвет ткани. Костюм был в единственном экземпляре. Жакет мягкий, с защипами вокруг талии, рукава чуть ниже локтя, юбка-годе, до середины икры. Цвет – идеально подходящий, только бы размер подошёл! Подошёл и размер, ничего ни ушивать, ни подшивать не надо. Бывает же такое везение! Её синевато-серые глаза сразу стали синее в этом костюме. Она тут же его купила. И в ста метрах от льняного магазина нашлись идеально подходящие синие туфли на каблуке средней высоты, как она любит, так и не научившись ходить на шпильке. Всё вместе двадцать тысяч – вполне бюджетно. Могла потратить и побольше: Богдан скинул на карточку «на обзаведение», как он выразился. Но тратить не свои деньги ей было как-то неловко, а деньги Богдана она ощущала как не свои. Она даже возражала: «Что у меня своих что ли денег нет?». Наверное, Рина права: она закомплексованная и несовременная.

Дома покупку оценили, но слегка разочаровались, что не белое платье. Но тут же практично рассудили, что так, пожалуй, даже лучше: комплект подойдёт для будущего – и на работу можно, и в театр; её родные были уверены, что она, живя в Москве, то и дело ходит в театр. Опять же можно отдельно носить юбку и жакет. Жакет отлично смотрится с джинсами. И стирается хорошо: мама почему-то всегда оценивала вещи с точки зрения будущей стирки, хотя стирала и гладила по большей части тётя Зина.

Тётя Зина, умевшая шить шёлковые ридикюли и вообще умелица на все руки, тут же извлекла из своей заначки кусок скользкого блестящего шёлка и принялась мастерить маленькую сумочку к Прасковьиному костюму. Сумочка тёмно-синяя, под цвет туфель, а на ней мастерица-Зина вышила шёлком очень натуралистические незабудки. Невеста получилась хоть куда. Потом на её ридикюль, переживший несколько исторических эпох, обращали внимание на самых престижных сборищах и в самых торжественных обстоятельствах.

За два дня до бракосочетания выяснилось: Богдан приедет только утром в день регистрации. Регистрация назначена на 16 часов, он постарается быть не позднее трёх. Свидетель по имени Родион, друг и сослуживец Богдана, заедет за свидетельницей, потом они вдвоём – за невестой, а жених примчится прямо в ЗАГС.

Прасковья отвратительно спала две последние ночи: ужасно боялась, что задержится какой-нибудь рейс, что-нибудь там не стыкуется, он опоздает и выйдет ужасный конфуз. Богдан звонил ей, уверял, что всё будет отлично, но ведь всякое может быть. Ей почему-то казалось, что она ужасно и непоправимо опозорится, Рина будет над ней смеяться всю оставшуюся жизнь. Зачем ей вообще была нужна Рина и нельзя ли было пригласить кого-нибудь другого – это ей как-то не приходило в голову.

Накануне вечером ей позвонил свидетель и проговорил с оттенком едва заметного ёрничанья:

– Прасковья Павловна! Меня зовут Родион Чернов, я сослуживец Богдана и ваш свидетель. Мне приказано эскортировать Вас к месту Вашего бракосочетания. Но прежде я должен забрать свидетельницу. Благоволите сообщить её имя и телефон.

Прасковья сообщила. Через несколько минут он позвонил опять:

– Разрешите доложить: с mademoiselle Риной достигнута договорённость, в четырнадцать ноль-ноль мы будем в холле вашего общежития. Честь имею.

– Погодите, Родион. Я очень беспокоюсь: вдруг Богдан не успеет? Что тогда получится? Мы окажемся в дурацком положении.