… Взмах. Взмах. Куча выстиранного белья увеличивалась на глазах. Натруженные руки Тисии ныли от усталости, лёгкие требовали глотка свежего воздуха, но память услужливо преподнесла ещё одно воспоминание, самое приятное из всех существующих. Казуми пришёл через месяц после смерти родных Тисии. Ночью. Он стоял на пороге, промокший от ливня и смущённый. Попросил потушить фонарь. Глупый. Тисия давно его не зажигала. Они нуждались друг в друге и жаждали крепких объятий, тепла и близости.

Казуми покинул дом только на рассвете, до конца не осознавая, что вернул любимую к жизни, что возродил в ней надежду. Утром Тисия впервые за долгое время развела огонь в очаге и испекла рисовые лепёшки. Грязелиз, учуяв запах, выполз из угла…

… Тисия в последний раз стряхнула рубаху и воспоминания. И прежде чем госпожа Юзуха заставила её развешивать одежду, выбежала на порог и с удовольствием вдохнула по-осеннему прохладный воздух. В золотой листве клёна по-прежнему игрался зуёк.

***

После тяжёлой стирки Тисия не собиралась идти на рыночную площадь, но любопытство взяло вверх. Толпа горожан плотным кольцом окружила клетку с каким-то существом. «Неужели это Каппа? Ага! Выловили в озере. Переполз через стену. И как только умудрился? А он не опасен? Ещё как! Чуть ногу Фуруке не отгрыз. Что с этой гадостью теперь делать? Пусть господин Цикада решает», – переговаривались в толпе. Тисия протиснулась между людьми и увидела уродца с жабьей кожей и черепашьим панцирем на спине. Он, разбросав в стороны длинные конечности с когтями, привалился на прутья клетки и тяжело дышал. Вместо носа – клюв, узкие глазки глядели на окружающих почти безразлично, зеленоватые волосы грязными сосульками обрамляли вытянутую морду, а на самой макушке находилась выемка, по форме напоминающая пиалу. Жуть. Но странное дело: Тисия почувствовала что-то наподобие жалости.

– Что с ним? – спросила она мужчину с перевязанной ногой. Видимо, тот самый Фурака.

– Подыхает без воды. Видишь, в выемке нет ни капли, – он шестом ткнул в живот Каппы и громче добавил, чтобы все стоящие рядом услышали. – За стеной таких тьма тьмущая! Спасибо Нурихёну-сама, что хранит нас от злых демонов!

– Благодарим, Нурихён-сама! – загудели горожане.

Внезапно Тисию схватили за руку и потащили подальше от взволнованных зевак. Две девушки с выбеленной рисовой мукой кожей и в нарядных косодэ показались Тисии призраками из прошлого, из той счастливой жизни, когда родители были ещё живы. Саноя и Аяка с изумлением разглядывали подругу, которая после изнурительной работы выглядела не лучшим образом: одежда в пятнах засохшей мыльной пены, влажные волосы торчали во все стороны, щёки провалились, а выпирающие скулы придавали лицу грозный вид.

– Давно не виделись, – нервно сглотнула слюну Аяка.

– Много работы, – размыто ответила Тисия и с досадой вспомнила, что так и не забрала кувшины у госпожи Юзухи.

– А мы идём к Табэ в гости. У неё родился ребёнок. Хочешь с нами? – с осторожностью спросила Саноя, точно боялась, что Тисия и вправду согласится. Напрасно. Пропасть между ними была огромной. Подруги остались на цветочном лугу, а Тисия ступила на выжженное поле. И назад дороги нет.

– Мне нужно… Я должна… – Тисия лихорадочно придумывала причину, чтобы отказаться от приглашения, и вдруг заметила в толпе долговязого Шинсу, рядом с которым крутился Ёшики с мешочком риса в маленьких и пухлых ладошках. – Я должна забрать у соседей рис. До свидания!

Тисия ринулась наутёк, затем резко остановилась и, обернувшись, поклонилась ошеломлённым подругам. Добежала до Ёшики и выхватила у того мешочек, чувствуя на затылке взгляды Санои и Аяки.