Тисия опустилась на колени и стала собирать горстями рис. Зачем – и сама не знала. Конечно, его можно промыть, но теперь ли это делать? Она вытянула руки ладонями вверх и увидела, как на грязную кожу мягко опустились снежинки. Тяжёлая туча разродилась снегом. И он пришёл. Холод. Вечный спутник. Присел рядом и сочувственно погладил по спине. Предложил довериться ему. Можно уснуть, можно ни о чём не переживать. С неба уже падал не снег, а ледяные осколки. Один осколок метил Тисии прямо в сердце…

… – Что с тобой?

Тисия очнулась. Ёшики забрал у неё мешок и теперь тряс за плечо. Снега не было. Это шёл дождь. Казуми лежал на земле, весь в крови, и жадно хватал воздух. Цикада вновь занёс кнут, и тогда Тисия молниеносно кинулась к нему и подставила руку. Одним взмахом кнут рассёк ткань рукава и кожу и закрутился вокруг её запястья.

От неожиданности старейшина растерялся, и Тисия, воспользовавшись этой заминкой, дёрнула на себя кнут и вырвала его у ошалевшего мужчины. Она не соображала, что происходило. Просто хотела защитить любимого человека. Цикада посмотрел на Тисию и всё понял. Так вот почему она отвергла старейшину Дандзё? Из-за этого мятежника!

Он, колотясь от ярости, бросился на Тисию, а она уже не могла остановиться. Размахнулась и впервые в жизни ударила человека просто по перекошенной физиономии.

– Сука! – Цикада завыл от боли и схватился за скулу. Горожане завопили, но по-прежнему никто не осмелился выйти вперёд. Слуги старейшины отобрали кнут у Тисии и поставили её на колени. Старейшина подбежал к ней и хотел было шибануть сапогом, но внезапно передумал и по-звериному оскалился. Достал из ножен короткий меч и всадил его в живот стонущего и полуживого Казуми.

– По домам! Всем разойтись! – крикнул Цикада, развернулся и под проливным дождём пошагал прочь.

Тисия на четвереньках доползла до Казуми и заревела нечеловеческим голосом. Её любимый превратился в одну сплошную рану. Из распухшего рта текла струйка крови, в лёгких что-то булькало. Раздавались страшные предсмертные хрипы. Тисия не могла поверить, что ещё ночью целовала эти губы, гладила по мускулистым рукам и животу. А теперь боялась даже прикоснуться, чтобы не вызвать очередную вспышку боли.

– Помогите! Помогите же кто-нибудь! Что вы все стоите?

– Ти… си…я… – простонал Казуми и приоткрыл щёлочки глаз. – Выведи… выведи народ.

– Сам выведешь! Не смей умирать!

Прибежали люди. Кто-то прижал рану на животе. Суетились, хотя знали, что уже поздно. Звали лекаря.

– Выведи… я сказал… выведи… – это были последние слова Казуми.

– Сам выведешь! Сам! Не оставляй меня одну! – крикнула Тисия и внезапно замолчала, точно ей насильно закрыли рот. Рядом на колени опустилась Нацуна, прижала окровавленную руку мужа к своей щеке и тихонько заскулила. Тисия знала, что уже ничего невозможно сделать, что она – лишняя, что нужно уступить место законной жене, что стоит встать и уйти. Но напало какое-то тупое оцепенение. Дождь смыл все слёзы и чувства.

Вдруг её поставили на ноги и оттолкнули назад. Старуха в коричневом косодэ и с распущенными седыми волосами ткнула в Тисию обезображенным болезнью пальцем и, разбрызгивая слюну, прошипела:

– Пошла вон, грязная потаскуха! Не смей позорить мою дочь, мерзкая распутница! Чтоб ты сдохла! Сколько крови нам выпила! Прочь! Прочь, распутница!

Тисия закрыла рот ладонями, потому что наружу вырывался безумный вопль, и не разбирая дороги понеслась домой. Хотелось скрыться, спрятаться и раствориться в воздухе, как туман исчезал в солнечный день.

Грязная потаскуха – шаг, шаг-шаг-шаг. Мерзкая распутница – шаг, шаг-шаг-шаг. Как теперь дышать? Как жить со всем этим? Где найти силы?