Когда он меня разбудил, я подумала, что он собрался меня изнасиловать. Мне хотелось его убить. Кричать. Или просто умереть самой в этот момент от страха. Потом я поняла, что произошло. Неужели я увидела в его глазах сочувствие?

Он принялся развязывать верёвки, а у меня внутри всё дрожало. И я не понимаю до конца своих эмоций. От его прикосновений… Мне показалось, что они были ласковыми. И такого я от него никак не ожидала. При этом, благодаря ему, мне было так больно… Он во всём виноват. И я его ненавижу! Тогда почему я стесняюсь смотреть в его глаза? Когда он злой, я смотрю, не отрываясь. И ненавижу его ещё больше. А как только увидела каплю доброты, сразу засмущалась. Глупая.

Когда он стал развязывать мне руки, я спросила, не боится ли он оставлять меня без верёвок? Он ответил:

– Я очень надеюсь на твоё благоразумие. Ты же понимаешь, что если что-то пойдёт не так, то верёвки вернутся на свои места? И я их не сниму больше, сколько бы ты не хныкала.

Затем он обработал мои раны спиртовым раствором. Я терпела боль, даже не пикнула. Смотрела на его руки, часы и на цепочку, чуть видневшуюся из под футболки. А он был очень сосредоточен. И мне показалось, что ему действительно жаль. Периодически он поднимал взгляд на меня, когда должно было быть больно, тогда я отводила глаза в сторону. Не хватало ещё почувствовать в нём доброту. Он мой враг и точка. Если он сжалился раз, это не значит, что ему можно верить и тем более доверять.

Когда он закончил с моими ранами, я почувствовала свободу. Смешно звучит, но это было так, огромное счастье двигать руками и ногами так, как тебе хочется. Я даже хотела сказать спасибо, но остановила себя. Спасибо, что снял верёвки, которыми ты же и связал меня.

Он всё еще сидел рядом, смотрел на мои руки. Затем перевёл взгляд на платье и спросил:

– Тебе, наверное, неудобно в нём? Может быть дать что-то из моей одежды?

Я машинально кивнула. Он взял свою сумку и начал перебирать вещи. Рост у него был высокий, поэтому его рубашка для меня была платьем, а носки – гольфами. Переодевалась я в ванной, за одно причесалась, наконец-то. Рукава белой рубашки я закатала, носки были тоже белые с двумя черными полосками. Выглядела я, будто мы переспали. И судя по ранам, секс у нас был жёстким.

Я застеснялась выходить в таком виде, поэтому накинула на себя плед. Спать больше не хотелось. Я решила посидеть у окна. Проходя к креслу, заметила его оценивающий взгляд, тут же отвела свои глаза. Он почти сразу сел рядом.

Дождь превратился в ливень, капли громко били о стекло. Иногда слышались порывы ветра, деревья шумели и кланялись, теряя свою красивую разноцветную листву. Мне впервые за это время стало немного спокойнее, и я очень боялась спугнуть это чувство. Но от меня здесь ничего не зависело. Правил балом мой похититель, который сейчас проявил акт милосердия, надолго ли?

– Никогда не любил осень, – нарушил он тишину. – В детстве это означало конец каникул, больше никакого футбола целый день во дворе. Лужи, грязь, серость и тоска.

– Возможно, в детстве это так и было, – продолжила я тему погоды. – Но сейчас… Я вижу красоту осени и нахожу в ней много хорошего. Не в этом году, конечно. Эта осень, пожалуй, худшая за мои 25 лет. Плюс к тому, не факт, что я её переживу ещё… В остальном, все эти осенние оттенки мои самые любимые, именно в это время я много рисую, люблю устраиваться с книгой под звук дождя, пить какао с корицей, печь ароматные яблочные булочки, зажигать свечи и смотреть уютные фильмы.

Он слушал и пристально смотрел на меня. Я лишь раз заглянула в его глаза, затем уставилась в окно и продолжила свои размышления. Пара минут молчания. Затем он сказал: