– После завершения учебного года он забрал из отдела кадров документы и уехал. Со своей женой, – почти шепотом ответила Мадина, крепко сжимая ладошки внучки. – Твоя мама не находила места от горя. Порывалась найти его, но неспокойная беременность не давала заняться поисками. Гузалия почти не выходила из больницы в райцентре. Там-то она и изменилась. Стала еще более тихой и молчаливой – лежала, как кукла, ни с кем не общалась.

Лишь к новогодним праздникам врач разрешил вернуться домой. Боялась я оставлять ее одну. Но в середине января пришлось уехать в город за лекарствами. Тогда и случился окаянный пожар.

– Мама была в доме в это время? Но это же случилось за день до моего рождения!

– Была. Беда в том, что она же пожар и устроила.

Строки истории собирались в полную картину жизни. Неприязнь матери, холодность и пустота в отношениях с ней, единственной дочерью. Вымышленные фрагменты. Забота и любовь, которыми окружила бабушка с рождения. Всё обретало четкость, только одно пятно оставалось размытым.

– А что же… отец? Он так и не узнал, что я родилась?

– Сначала мы не могли его найти. На все запросы – тишина. Когда тебе исполнилось два года, пришла весть: Марат с женой и ребенком погибли в автомобильной аварии.

– И тогда… Тогда она меня бросила?

– Уехала в город. Чтобы устроиться и забрать тебя.

– Ты сама в это не веришь! Она меня бросила! – обида вырвалась соленым потоком безудержных рыданий, освобождая сердце и душу.

Мадина Талгатовна бережно качала в объятьях рано повзрослевшую внучку. Постепенно дыхание становилось ровнее, всхлипы – реже. Ася на мгновенье замерла и с отчаяньем выдохнула:

– Я никогда не стану такой, как она.

Весна уверенной поступью вошла в Алмалы и мысли Аси, стерев прогорклый осадок мыслей о матери. Годовые контрольные в школе, огородные дела дома. На страдания и слезы не было времени.

После майских праздников, когда сходил последний рыхлый снег, они с бабушкой каждый год убирались на могилках мамы и деда.

– Абием, я прогуляюсь, ладно? – Ася стянула с головы платок, когда они вдвоем вышли за калитку деревенского кладбища.

Мадина Талгатовна взяла из рук внучки банку с краской, кисточки. Беспокойно посмотрела. Что же скрывается за молчаливой маской безразличия девочки?

– Всё нормально, правда, – заметив задумчивое лицо бабушки, Ася тепло ее обняла. Резко развернулась, чтобы спрятать навернувшиеся слезы, и быстрым шагом направилась в сторону реки. Туда, где раскинулся яблоневый сад.

Так хотелось забыть о матери, пожаре, обмане. Закрыть на замок ларец, где хранятся обрывки воспоминаний. Уже казалось, что получилось. Но сегодняшний день всколыхнул волны эмоций, поднял ил обиды со дна подсознания и вернул мысли в прошлое.

Запыхавшись и устав от тревоги, Ася остановилась.

Легкий ветерок бережно коснулся щек. Непривычно жаркое для мая солнце рассыпалось бликами на косичках медового цвета, осушило соленую влагу на щеках. Природа наслаждалась почти летней погодой и разукрашивала полянку сочными красками первой зелени. В воздухе растекался сладковатый пряный запах.

– Зацвели! – Обветренных юных губ коснулась улыбка, Ася забежала на пригорок и увидела внизу нежно-розовую пелену яблоневых лепестков. Заброшенный сад оживал каждую весну. Деревьев было много, без ухода они почти не плодоносили, но с надеждой и стойким упорством из года в год встречали погожие дни цветением. К южному краю сада примыкал полуразрушенный старинный особняк.

Асе нравилось проводить здесь время. Слушать, как в кронах деревьев плутает ветер, наблюдать за стайками шумных воробьев, бродить по лабиринтам старого дома. Представлять, как изнеженные барышни в изящных нарядах прогуливались по тропинкам, и воображать себя одной из них. «Вот бы жить во времена царской России! Балы, шелковые платья, кавалеры. Похоже, я родилась не в тот век», – грустно вздыхала девушка, присаживаясь на скрытые густой зарослью трав ступеньки.