– Вашей милости! – сказал ему Суворов с низким поклоном и сделал шаг вперед. – Вашей чести! – И сделал второй шаг. – Вашей премудрости! – сказал опять Суворов, поклоняясь в пояс; затем, взяв за руку Кулибина, проговорил: – Помилуй бог, сколько ума! Много ума! Он изобретет ковер-самолет.

Перед самым отъездом фельдмаршала в Италию его навестил любимец императора Павла I П.Х. Обольянов и застал прыгающим через чемодан, узлы и другие дорожные вещи.

– Что это вы изволите делать, ваше сиятельство? – спросил гость.

– Учусь прыгать, – ответил Суворов, – ведь в Италию прыгнуть – ой, ой, велик прыжок, научиться надобно!

Разговаривали как-то об одном военачальнике и обвиняли его за непонятное бездействие в трудности.

– Помилуй бог, он храбр, но бережет себя, хочет дожить до моих лет, – сказал Суворов.

Как-то зашла речь о двух генералах. Один из них был очень стар, а другой очень молод.

– Ну, разумеется, старший моложе младшего: первый большую часть жизни проспал, а последний работал, – сказал Суворов.

– По такому курьезному расчету вашему сиятельству уже давно перевалило за век?

– Ай нет, помилуй бог, нет, – встрепенулся Суворов. – Взгляните в историю – там я еще мальчишка.

Говоря про одного хитрого и пронырливого иностранного литератора, Суворов выразился так:

– Ну так что же? Я его не боюсь. О хамелеоне знают, что хамелеон принимает на себя все цвета, кроме белого.

Суворов не любил изменять своим привычкам и в этом отношении мало стеснялся даже присутствия высокопоставленных лиц.

Однажды приехал к нему какой-то важный сановник как раз во время обеда.

После обычных приветствий Суворов сел продолжать свой обед, а гостю без всякой церемонии предложил обождать.

– Вам еще рано кушать, – сказал он, – прошу посидеть.

Александр Васильевич свято соблюдал все посты, ел, когда полагалось, кислую и сырую капусту с квасом, с солью и конопляным маслом, приговаривая: «Это русскому здоровью! Помилуй бог, как здорово!»

Каши овсяную и гречневую он любил и иногда ел их слишком много. Тогда являлся Прошка и говорил:

– Александр Васильевич, позвольте! – и протягивал руку к тарелке.

– Я есть хочу, Прошка!

– Не приказано.

– Кто не приказал, Прошка?

– Фельдмаршал.

– О, фельдмаршала надобно слушаться! Помилуй бог, надобно! – И переставал есть.

Дозволяя в обыденной, походной обстановке многие вольности в костюме, Суворов при поездках во дворец одевался всегда особенно тщательно.

– Смотри, Прошка! – говорил генералиссимус своему камердинеру. – Еду к матушке царице, так все ли в порядке? Это ведь не то что идти на Измаил или на Прагу!

Суворов спросил одного из лучших своих генералов, Михаила Андреевича Милорадовича:

– Знаешь ли ты трех сестер?

– Знаю! – отвечал Милорадович.

– Так, – подхватил Суворов, – ты русский, ты знаешь трех сестер: Веру, Надежду и Любовь. С ними слава и победа, а с нами Бог!

После знаменитого сражения у Нови, в котором был разбит и пал главнокомандующий республиканской армией генерал Жубер, сардинский король прислал Суворову несколько знаков ордена Маврикия и Лазаря для раздачи особенно отличившимся офицерам и между прочим низшую степень ордена камердинеру фельдмаршала Прошке за сбережение здоровья великого полководца. Раздав ордена менее отличившимся лицам, Суворов спросил коменданта своей главной квартиры Ставрокова:

– Что говорят в армии?

– Говорят, что ваше сиятельство раздали ордена плохим офицерам, – доложил Ставроков.

– Да ведь и орден-то плох, – заметил Суворов.

Победы Суворова в Италии встревожили французское республиканское правительство. Им было назначено два миллиона ливров в награду тому, кто привезет голову русского полководца.