— Я не слышал, как ты приехал, — говорит он, проходя в беседку.

— Не хотел тебя будить.

— Я не спал. Будешь? — ставит на стол бутылку с жидкостью глубокого янтарного оттенка.

Взяв за горлышко, пару секунд изучаю маркировку.

“Хеннесси”. X.O.

— Спрашиваешь, — усмехаюсь я.

— Коллеги вот подарили на юбилей, — сообщает отец.

— Нормальные у вас в прокуратуре подарки, — наблюдаю, как отец разливает коньяк.

— Дорогой, что ли? — хмурится он.

— Конкретно этот недешевый. Уважают тебя коллеги твои.

— Ну а куда им деваться? — вздыхает отец.

— Будь здоров, — поднимаю бокал, и мы чокаемся.

Я подношу бокал к лицу и вдыхаю запах напитка. Пахнет натуральной кожей, перцем и дубом. Пригубив, ощущаю привкус грецкого ореха и винограда. Делаю еще пару небольших глотков и задвигаю с удовлетворением:

— То, что надо.

Медленно выдыхаю. Между ребрами становится тепло.

Отец опустошает свой бокал одним резким глотком.

— Да, неплохо, — пытается судорожно раздышаться. Откашливается, после чего осведомляется: — А ты чего рано вернулся? Я думал, вы с Димоном до утра куролесить будете.

— Наш Димон теперь слишком занятой человек. Да я и не планировал.

— И как тебе его заведение?

— Мне – никак. Он счастлив, — скупо сообщаю, водя по столешнице костяшками пальцев. — У тебя стол сыпется, ты в курсе?

— Да я сам уже весь сыплюсь, — мрачно шутит отец.

Я настораживаюсь:

— Что-то серьезное?

— Нет. Всего помаленьку. Гипертония, простатит, геморрой, — перечисляет он свои недуги, вызывая у меня вспышку смеха. — Возраст уже, как бы, обязывает.

— Да ты не старый еще, — подбадриваю его, вставляя между губ сигарету.

— Угостишь? — он кивает на пачку “Винстона” в моей руке.

Протягиваю ему сигареты.

— Не знал, что ты куришь.

— Балуюсь иногда.

Я щелкаю зажигалкой.

— О, как раз для тебя, — демонстрирую надпись на пачке.

Инсульт.

— Точно, — кивает отец, когда я подношу к его сигарете язычок пламени.

Он со знанием дела затягивается, затем обновляет мне напиток, а себе наливает по новой.

Мы молча допиваем вторую порцию коньяка и курим.

Александр Романович – такой же разговорчивый чел, как и я, поэтом ничего необычного.

Было время, когда я даже представить себе не мог, что однажды мы с отцом будем сидеть и выпивать, а теперь все воспринимается как-то естественно.

Он постарел.

Между бровей от того, что всю жизнь ходил хмурый и запаренный работой, у отца образовался целый каньон. Вес набрал. Голова почти вся седая. В моей темной шевелюре тоже штучно пробиваются белые волоски. И дядь Дима не отстает. Я охренел сегодня, когда его увидел.

Ранняя седина – часть нашей генетики. Как и венец безбрачия, по ходу.

Но отец хотя бы был женат, меня заделал. Димас же в вечном поиске.

— Я думал, ты уже никогда не приедешь, — произносит отец хоть и без особых эмоций, но меня пробирает от его взгляда.

Нет, в нем не укор, не обида, скорее, растерянность.

— Я тоже, пап.

— Все еще сердишься на меня?

— Нет. А ты?

— Нет.

Мы обмениваемся долгими взглядами.

Предъявлять отцу за наши прежние разногласия в мои планы точно не входит.

Что я сейчас чувствую?

Признательность, наверное, и тоску.

Мне следовало приехать раньше.

— Эта не объявлялась? — спрашивает отец, поджимая губы, как делает всякий раз, когда речь заходит о моей матери.

— Не-а.

— Странно. Может, не знает еще?

Я пожимаю плечами.

— Без понятия.

— Завещания, я так понимаю, он не составил?

— Он не собирался умирать.

— Инфаркт, да? — уточняет отец.

И я киваю:

— Да.

— Хороший был человек… Юрий Иваныч, достойный, старой закалки еще.

— Жаль, что я так поздно об этом узнал.

Прикрыв глаза, отец виновато кивает. Это с его подачи я годами не общался с дедом, пока сам не уехал к нему в возрасте восемнадцати лет, свалившись одинокому пенсионеру, как снег на голову.