– И куда же вы предлагаете мне направить свое внимание?

– Не знаю, как принято в вашем городе, но у нас начальство выдает строго по одному совету в день, – улыбнулся Крюков и поднялся со стула.

Я следовать его примеру не спешила. Он подошел ближе и протянул мне руку. Выдержав его взгляд, я встала на ноги, обойдясь без его помощи. Даниил Альбертович распахнул дверь.

– Спасибо, что уделили мне время, – поблагодарила я.

– Будут вопросы, обращайтесь.

– Что, если они будут неудобными?

– Кажется, вы готовы рисковать.

Я прошла в глубь коридора, вышла на лестничную клетку и встала у окна. На улице шел мокрый снег, оседая на темном асфальте крупными хлопьями и тут же тая. Судьба Ефременко оставалась загадкой, ключей к которой у меня не было. Мне стало грустно: и за молодую кареглазую сотрудницу, и за весь этот отдел, который вынужден ее искать, и за себя. Казалось, что делать мне здесь совершенно нечего. В поисках Ефременко и так задействовано максимальное количество людей. При этом и саму Аннушку, и ее работу, да и весь город они знают гораздо лучше меня. Все, что я могла рассказать о нашем соседстве в вагоне поезда, я поведала. Ждать, что в памяти всплывет что-то еще? Глупо. Я тяжело вздохнула и тут же услышала знакомый голос:

– Ты чего здесь? – вопрошал Субботкин, который поднимался по лестнице, перешагивая сразу через две ступеньки.

– Не поверишь, задаюсь тем же вопросом.

– В смысле?

– Чем я могу быть тут полезна?

– Заскучала по дому?

– Скорее, по бурной деятельности.

– Это можем организовать. Предлагаю наведаться в квартиру к Ефременко.

– Сейчас? – удивилась я неожиданному предложению.

– Лучше после обеда, но им я легко готов пожертвовать.

Альтруизм Субботкина меня впечатлил, но в кафе по дороге на улицу Глинки, где жила пропавшая Анна, мы все-таки заехали.

Девушка снимала квартиру в панельной пятиэтажке. Нас интересовал средний подъезд. Прямо перед дверью сиротливо сидел серый кот, равнодушно на нас поглядывая. Виктор поднес брелок к домофону, и вскоре мы уже стояли перед дверью с номером тридцать.

– Наши, в общем-то, тут уже были, – предупредил он.

– Настя говорила.

Мы вошли в тесную прихожую. Прямо под ногами валялась груда уличной обуви, будто в квартиру наведалась толпа гостей и все разулись у порога. Все это были женские сапоги и ботинки. Возможно, хозяйка сама оставила их здесь в таком беспорядке, но не исключено, что постарались коллеги Субботкина. Если они искали что-то в обуви, то их усердием можно только восхититься.

К стене была прибита небольшая полочка. На ней стояло блюдце, в котором сиротливо лежал ключ. Рядом пара пластиковых карт из сетевых магазинов и простенькие серьги кольцами.

– Дорогие? – проследил мой взгляд Виктор.

– Обычная бижутерия. А вот на это ушла бы примерно половина моей зарплаты, – я подняла с полки флакон туалетной воды прямоугольной формы.

– Духи? – удивился Субботкин.

– Ага, ты не поверишь, сколько может стоить хороший парфюм.

Пузырек был почти полным, из чего я сделала вывод, что появился у Анны Петровны он недавно. Подняв округлую крышку, я вдохнула цветочный аромат. Из флакона повеяло ландышами и весной. Я попыталась вспомнить, как пахла Ефременко, сидевшая на соседнем кресле, но в памяти остался лишь едкий запах табака.

Виктору кто-то позвонил, и он вышел на лестничную клетку. Я сняла пальто, определив его на крючок поверх куртки цвета фуксии, и прошла в единственную комнату. Она была небольшой и плотно заставленной мебелью. Двуспальная кровать не застелена. На прикроватной тумбочке стоял крем для рук и круглый ночник, рядом с ним лежала вскрытая плитка шоколада.