Некоторые говорят, что нетленные доспехи работы Гефеста Фетида решила выдать тому, кто вынес тело ее сына из боя. Мертвого Ахилла вынес на руках Аякс, сын Теламонов, но Одиссей Лаэртид в это время с большим риском для жизни отражал преследовавших троянцев, стремившихся овладеть телом храбрейшего героя. Именно поэтому претендовали на оружие Ахилла только Большой Аякс и царь хитроумный скалистой Итаки, и между ними возник упорный спор за доспехи.

Агамемнон всем аргосским вождям и советникам приказал в середине корабельного стана сесть и передал им решение спора между сыном Теламона и Одиссеем. Сели лучшие из лучших ахейцев, а толпа их венком окружала, и перед ними первый Аякс стал выступать.

Нетерпеньем гневным горя, он искоса взором берег обвел и корабли, и прибрежья; и, руки кверху воздев, стал говорить:

– Зевс свидетель, решаем спор мы в виду кораблей! И мне Одиссей соревнует! Тот, который не усомнился бежать он от пламени Гектора, когда я пламя сдержал и пожар отвратил от ахейского флота. Но не больно ретив я на слова, так же как он – на дела. Насколько я в битве жестокой острым оружьем силен, настолько он – острою речью. И все ж я скажу. Этот Итакиец не столько воин, сколько внушитель злодейств! Горе какое! – один из наших славных вождей, унаследовавший Геркулесов с тулом и стрелами лук, тяжкой болезнью и голодом сломлен, живет иждивением птиц; тратит он дивные стрелы свои, на пернатых охотясь! Все-таки жив Филоктет, оттого что не спутник сыну Лаэрта! Так же покинутым быть Паламед предпочел бы несчастный! Был бы еще он в живых иль скончался б, наверно, невинным! Этот же, бред не забыв, что ему на беду обернулся, ложно в измене его обвинил; обвиненье сумел он и подтвердить: показал им самим же зарытое злато! Так иль изгнанием он, или смертью ахейские лучшие силы уничтожал! Так же я не могу не признать, что Нестора бросить было преступно, когда он, с мольбой обращаясь к сыну Лаэрта, связанный раной коня, сам дряхлостью лет удрученный, брошен товарищем был. Не выдумал я преступленье! Знает об этом Тидид. Призывая по имени, труса он задержал, понося убежавшего в трепете друга. Когда он товарищей звал, я подбежал и гляжу: он трепещет, бледен от страха, дрожит, приближение чувствуя смерти. Свой поставил я шит и лежащего им прикрываю и – хоть мала эта честь – спасаю Одиссея ничтожную душу. А как я вырвал из сраженья его, он, коего раны лишали силы стоять, убежал, никакой не удержанный раной! А вспомните, как Гектор на поединок нас вызывал, Одиссей самый последний из всех вызвавшихся отозвался. Тогда Судьбу умоляли вы все, чтоб жребий выпал именно мне. Ахейцы ваши в тот день свершились мольбы. И вы все знаете, что в исходе той схватки я одолеть себя Гектору не дал.

Разволновавшийся сын Теламона забыл, что говорил в самом начале и опять стал говорить:

– Вспомните, как все троянцы стремили и огонь, и железо, и громы прямо на наши корабли мореходные: где снова Одиссей многоумный? Тысячу ваших судов отстоял я, доподлинно, грудью, – в кораблях же нашего возврата залог. За суда хоть наградите доспехом! Да и, по правде сказать, доспехам то большая почесть, нежели мне самому, и наша сливается слава; нужен доспехам Ахилла Аякс, Аякс же обойдется и без его доспехов, есть у меня щит, словно башня и копье, не уступающее Пелиону. Для Итакийца что в оружье Ахилла? Он тайно, всегда безоружный, делает дело; врасплох уловляет врага ухищреньем коварным! Шлем ведь Ахилла надев, дулихийское темя не сможет груза такого снести. Не в подъем оказаться тяжелым может копье с Пелиона его невоинственной длани. Щит, на котором резьбой дан образ широкого мира, не под стать его для хитрости созданной левой руке!