Словом, он недопустимо расслабился и опасность почуял почти случайно, десятым чувством, в последний момент. Неуловимо изменилось направление сквозняка, у Евы расширились зрачки, что-то мелькнуло в стеклянной дверце шкафа…

В следующую секунду мимо лица, сверху вниз, пролетела верёвка или какой-то жгут. Артём успел просунуть под него ладони, оттолкнулся ногой от стола и рухнул вместе со стулом, подмяв под себя неудачливого душителя.

Вывернулся из петли, вскочил, приняв стойку и ошалело озираясь. Тело успело отреагировать раньше разума. Напавший всё ещё выбирался из-под тяжеленного, выточенного, казалось, из цельного пня стула. Ничем не примечательный парень лет 18–20. Невысокого роста, не толстый, но и не худой, тоже весь в камуфляже. Видать, Александр Шумко, сынок Егора.

Высвободившись, он попёр на отставника Громова с достойными лучшего применения настырностью и прямолинейностью. Получил лёгкий, но болезненный тычок в подрёберье, ответил мощным хуком справа. Артём перехватил его руку и отправил сынка дальше по траектории, бороздить просторы кабинета. Тот пробежал по инерции пару шагов, зацепился за край ковра и чуть не упал.

Коротко и чрезвычайно эмоционально выразил своё отношение к ситуации, развернулся и снова двинулся на Артёма. Огрёб от успевшей мобилизоваться «жертвы» в скулу, в ответ едва не засветил в глаз. Собрался провести подсечку, но был пойман, обездвижен и уложен отдыхать.

Ева театрально похлопала в ладоши. Сам не свой от злости Егор всё же сумел взять себя в руки и одобрительно покивал:

– Отпусти малого, боец, он больше не будет.

– Чего не будет? Позориться? – с преувеличенным спокойствием осведомился слегка заторможенный от ярости Артём.

– Ну, так уж сразу и позориться, – пробормотал Егор.

– Да бледно Санёк выглядел, чего уж, – покачал головой Илья Андреевич. – И вообще вы, орлы, перемудрили. Знал бы, чего затеяли, ни за что бы не позволил. Ступайте-ка отсюда оба, и на глаза мне покуда без нужды не попадайтесь.

 Санёк неуклюже поднялся. Дышал он тяжело, смотрел исподлобья, но, в отличие от отца, без злости. Скорее, с уважением. Егор не уходил, топтался, словно желая, но не решаясь, что-то объяснить или как-то оправдаться.

– Что смотрите? Свободны!

«Орлы» гуськом, один за другим, покинули кабинет.

Илья Андреевич обернулся к супруге, мягко, но со скрытой в голосе сталью, попросил:

– Ева, оставь нас с Павлом наедине, пожалуйста.

– Конечно, дорогой, – прозвучало с готовностью и покорностью, каких сложно было ожидать от вчерашней лесной девчонки. И совершенно неискренне.

––

 Они остались вдвоём с Богомольцевым. Не рискуя вернуться на прежнее место, Артём отошёл к стене. Машинально потирая сбитые костяшки, встал у шкафа, чтобы держать одновременно в поле зрения Илью Андреевича и теперь уже плотно закрытую дверь.

– Ну, что, откажешься после такого приёма? – хозяин дома как-то ненавязчиво перешел на «ты».

– Да нет, почему. Только предупредили бы, что портфолио смотреть будете, я бы оделся соответственно.

– Не сердись, Павел. Ребята застоялись, резвятся.

– Чья инициатива? Их?

– Как сказать, – Богомольцев, кажется, смутился. – Попросили разрешения испытать кандидата. Я согласился. А как именно испытать, уточнить не удосужился.

Отойдя в сторону, он подобрал рассыпавшиеся со стола документы, рассеянно повертел в руках. Добавил чуть виновато:

– Зато сразу показал себя во всей красе. Чем плохо?

Артём почел за лучшее сменить тему.

– Илья Андреевич, только честно, вы правда думаете, что Еве грозит опасность?

Богомольцев замялся.

– Честно говоря, нет. Думаю, опасность грозит мне.