– Вы даже не понимаете, что говорите, – тихо ответила и направилась к лестнице.

К сожалению, свекровь решила, что я хочу собирать вещи в её компании.

– А ты не понимаешь, что своим поведением позоришь не только Мишаню, но и всю нашу семью! Что ты делаешь?

Заметив, как я вытащила из-под кровати большой объёмный чемодан, Алла Эдуардовна запнулась на полуслове и вытаращилась на меня, будто до этого самого момента даже не подозревала о том, что я способна на подобную «подлость» по отношению к этой семье «после всего, что они для меня сделали». А я, пользуясь её заминкой, распахнула шкаф и принялась срывать с вешалок всё подряд, не выделяя какие-либо конкретные вещи; всё равно они наверняка выбросят всю оставшуюся одежду или вообще сожгут на заднем дворе, чтобы на них свою злость выместить. Я вихрем летала по комнате, пытаясь вместить всё в один чемодан; ко всяким вечерним платьям даже не прикоснулась, хотя у меня пара любимых – теперь мне всё равно некуда в них ходить. Помимо одежды упаковала кое-какую косметику и технику вроде фена и утюжка, сняла со шкафа любимую шляпку и вытащила из комода три пары любимых туфель. А вот когда дело дошло до колец и серёжек, со свекрови спало оцепенение, и она коршуном закружилась вокруг.

– Да как ты смеешь прикасаться к украшениям?! – Она бесцеремонно выхватила у меня из-под рук приличную по размерам шкатулку, в которой я их все, собственно, и хранила.

– Но ведь это не семейные драгоценности, передающиеся из поколения в поколение, – нахмурилась я, но забирать шкатулку обратно не спешила. – Они все мои.

– Они были твоими, пока ты была частью этой семьи, а теперь потеряла эту привилегию – как и право носить их. Мой сын потратил на них немалые деньги, чтобы показать свою щедрость, но ты её совершенно недостойна.

Я во все глаза смотрела на эту женщину, которая всегда внушала мне трепет одним только несгибаемым характером; пусть она и была иногда чересчур резка и сложна в общении и понимании, я пыталась равняться на неё и брала пример, считала её манеру держаться образцом для подражания, а на деле Алла Эдуардовна оказалась мало чем отличалась от базарной бабки.

– Вы даже не представляете, какой жалкой сейчас выглядите, – неверующе покачала головой и, наскоро застегнув чемодан, практически бегом бросилась в коридор.

Из комнаты через секунду раздались ругательства, которые я пыталась игнорировать, пока спускалась по лестнице обратно на первый этаж, мечтая поскорее убраться из этого дома подальше. Колёсики чемодана гулко стучали по ступенькам, потому что тот вышел довольно тяжёлым, и мой уход обещал быть довольно шумным, особенно учитывая те проклятия, которые сыпала мне в спину свекровь. Но, видимо, я где-то просчиталась, потому что входная дверь хлопнула, и через секунду передо мной остановился Миша, который вначале бросил недоумённый взгляд на свою мать, которая, цокая шпильками, уже спускалась за мной следом, а после посмотрел на меня, и лицо его приобрело хмурое выражение.

Хотя чемодан в моих руках его определённо удивил.

– Что за представление ты здесь устраиваешь? – вскинул подбородок.

– Я похожа на клоуна, чтобы представление устраивать? – Я держалась уже из последних сил и из них же – держала лицо. – Я собрала свои вещи и возвращаюсь в Россию – на этот раз насовсем. Провожать меня не нужно, звонить – тоже, на развод подам сама.

Я обошла его по дуге и двинулась к выходу.

– Ты самая настоящая дура! – рявкнул у меня за спиной. Голос был пропитан достаточным количеством злости, чтобы заставить меня вздрогнуть. – Кому и что ты пытаешься доказать? Думаешь, кто-то в этом доме не сможет без тебя обойтись? Да кому ты нужна кроме меня? Всё, что у тебя есть – это деньги твоей семьи, но без неё, сама по себе, ты ничего не стоишь. Даже вещи на тебе куплены мной!