Главное в этот момент не показывать своих слабостей или страха.
Чтобы собраться окончательно, потребовалось две недели; у нашей семьи хоть и много связей, всё же пришлось ждать, пока Нине сделают загранпаспорт, и только потом покупать билет туда и обратно. Будь моя воля, я бы смоталась туда всего на день – собрать вещи и хлопнуть дверью на прощание, не забыв уведомить о скором разводе, – но Америка не виновата в том, что в своё время я оказалась слепой дурой и стала женой человека, который меня совершенно не ценил. Так что я взяла билеты на вечер среды, чтобы младшие пропустили меньше занятий, а вернёмся мы уже в вечер воскресенья – таким образом, моего брата-балбеса точно не отчислят, а у Нины, я уверена, вряд ли будут проблемы из-за двух пропущенных дней, она ведь умница.
Перелёт оказался утомительным, хотя я всегда любила летать и никогда прежде не замечала за собой такой нервозности, как в этот раз. Макс с Ниной сидели отдельно, о чём-то тихо переговариваясь и нежно воркуя друг с другом, и я просто ненавидела себя в этот момент за свою зависть. Сколько себя помню, я всегда старалась быть хорошей сестрой и примерной дочерью, отзывалась на любые просьбы о помощи и в принципе старалась быть достойным человеком. Так неужели я не заслужила быть счастливой? В чём и где я так провинилась, что вынуждена теперь проходить через весь этот ад с переездом, разводом и профуканной жизнью? Мама всегда говорила, что нет худа без добра, но я просто не представляю, как мой разрыв с когда-то любимым человеком сможет превратиться в светлую полосу.
Нью-Йорк встретил тяжёлыми облаками, холодным ветром и проливным дождём – как раз под стать моему внутреннему состоянию. До пригорода мы на такси добирались около часа, потому что попали в час пик, а когда на горизонте показалась знакомая крыша, в горле вдруг встал комок, и, если бы рядом не сидел брат, думаю, я бы просто попросила водителя повернуть обратно и предпочла бы пожертвовать вещами, чем собственным достоинством. Но в дом войти в сопровождении Макса я в любом случае не смогу, с этим придётся справляться в одиночку.
– Если что, ты только свистни, систер, – серьёзно уронил он перед тем, как я вышла из машины. – Я наваляю даже твоему свёкру, если он будет вести себя как мудак.
Потрепав брата по волосам, я вдохнула побольше воздуха и уверенно направилась к двери. В этом доме меня как будто ждали: стоило только подняться на небольшую веранду, как дверь распахнулась, и на пороге показалась моя свекровь, собственной персоной. Окинув меня взглядом с ног до головы, она поджала губы и отошла чуть в сторону, пропуская меня, и я, бросив для поддержания крепости духа взгляд в сторону такси, шагнула внутрь. В доме было тихо и как всегда стерильно чисто; туда-сюда сновали горничные в передниках и с хозяйственным инвентарём, и в целом здесь царила именно та атмосфера, которую передают режиссёры в разных фильмах. Впрочем, кроме них здесь вроде больше никого не было, и с одной стороны это хорошо.
– Надеюсь, ты извиняться? – сухо поинтересовалась Алла Эдуардовна, и у меня вдоль позвоночника проползли холодные мурашки. – Ты хоть представляешь, как унизила моего сына своими выходками?
– Я его унизила? – обалдело переспросила. – Он оскорблял мою семью!
– Значит, на то была причина! – повысила пока ещё свекровь голос. – Когда Миша привёз тебя сюда, мы приняли тебя с распростёртыми объятиями, хоть и не понимали выбор сына. Дали тебе крышу над головой, семью, статус, положение в обществе, и чем ты нам отплатила?
От шока я даже не нашлась, что сказать. Нет, конечно, я всегда знала, что родители Миши ко мне относились пусть и не плохо, но достаточно холодно и отстранённо, хотя упрёками никогда не сыпали и, если с чем-то была нужна помощь, помогали. Но я никогда не думала, что за всё это в ситуации, подобной той, в которой я оказалась, мне выскажут в лицо такие вещи да ещё и выставят виноватой. Я буквально всю себя отдала поддержанию имиджа этой семьи и поддержке Миши, со своими собственными родителями виделась от силы пару раз в году, пожертвовала своими увлечениями и интересами ради него, чтобы сегодня выслушивать весь этот яд в свою сторону.