Саранцев помнил дальнейшее урывками, хотя выпил не очень много. Его обуяла настоящая ярость, какой он никогда не знал в своей мирной жизни. В армии он не служил и не растратил там юношеский задор, которому теперь поддался в полной мере. В памяти осталось какое-то мельтешение в полутьме, звон бьющегося стекла, крики и визги, а также непонятного происхождения молот, время от времени обрушивающийся на него ниоткуда. Скользя руками и ногами в чем-то съедобном, размазанном по полу, Игорёк раз за разом заново вставал на ноги, все меньше и меньше понимая картину происходящего и всё глубже погружаясь в свой внутренний мир. Звуки, вспышки света и физические ощущения словно окунулись в вату, отодвинулись, а ему в реальной жизни оставалось только одно: стоять на ногах. Впоследствии выяснилось, что право стоять на месте, никуда не двигаясь и не падая, он отстаивал и от посягательств со стороны подоспевших милиционеров, хотя сам ничего определенного рассказать об обстоятельствах драки не мог. Успокоение нервов и осознание реальности случилось только в «воронке», в тряской и жесткой темноте. Утром его отпустили, ещё пару раз вызвали на допросы, но в институте никаких последствий для него не наступило, ни по учебной линии, ни по комсомольской.

– Я помню, что пытался тебя защитить, хотя ты, помнится, не слишком возражала против приставаний того типа, – сказал Саранцев и засунул руки глубже в карманы халата.

– Ах, я не слишком возражала? Замечательно! Ты до сих пор думаешь, будто тогда всё само собой рассосалось? Ладно, раньше ты был наивным мальчиком, но сейчас-то подумай.

– О чём я должен подумать?

– Почему тогда для тебя всё так просто и изящно закончилось? Никогда не задумывался?

– Можешь мне рассказать?

– Ещё как могу! Я очень долго могу рассказывать! Никогда не слышал про дядю Васю?

– Не надо мне голову морочить! Какой дядя Вася?

– Обыкновенный дядя Вася, наш сосед. Они с отцом были друзьями с детства, вместе на рыбалку ходили и по грибы, но дядя Вася служил в милиции, не помню уже на какой должности. Тот тип оказался то ли торговым работником, то ли ещё кем-то, одним словом – с блатом. И он подал на тебя заявление по факту нападения. Ты это знал?

– Нет, – буркнул Игорь Петрович, предвкушая неблагоприятную для себя развязку истории.

– Так вот знай теперь! И мой папа, внял тогда моим слёзным просьбам. Пошёл к дяде Васе, объяснил ситуацию и попросил тебя прикрыть. Получился блат на блат, и для тебя всё кончилось удачно. Как тебе такое нарушение социалистической законности? Ничего против не имеешь?

– Я не совершил ничего противозаконного.

– Да? Это ты сам решил? Ты первым распустил руки и с точки зрения закона стал правонарушителем. И теперь, став в результате президентом, решил начать обеспечение законности в России со своей родной дочери. Молодец! Так держать!

Саранцев желал свою жену часто. Обнажённое женское тело почти приводило его в изумление. Чудесное создание природы, способное произвести на свет новое живое существо, кричащее и облепленное слизью. Существо, доставляющее счастье густой толпе родственников с обеих сторон. Лишённая одежды, жена всякий раз поражала шириной бедер и полнотой груди, словно её освобожденное тело открывалось во всей красе только ему в уединении, а для всяческих прохожих и прочих очевидцев таилось, скрывая лучшие свои прелести. Теперь он слушал голос Ирины и вдруг забылся, вспоминая её в минуты близости и поразившись внезапному приступу похоти. Он не мог до конца принять православие из-за учения о греховности плотского влечения к женщине. Игорь Петрович бесконечно верил в божественную благодать, данную мужчине через обладание венчанной женой, но держал свои мысли при себе. Сейчас, в присутствии дочери, ему показалось особенно стыдно помышлять о совокуплении.