– Он нас любит. И страдает.
– Страдает от своей бестолковости? Значит, нам крупно не повезло в жизни.
– Не смей! Не смей измерять человека деньгами.
– Я уже давно не жду от него денег. Хочу только поговорить, хотя бы один раз, по-человечески. Не о том, как его обманули, подвели и подставили, а о последней прочитанной книжке, о любимом фильме. О том, как мне вести себя с мальчиками, наконец – мало ли о чём можно поговорить с отцом! Но я никогда с ним не говорила ни о чём подобном. Когда он ещё мог разговаривать, я была слишком маленькой. Теперь я выросла, а он двух слов осмысленно связать не может.
– Ты не должна относиться к нему, как поставщику отцовских услуг.
– Я не отношусь к нему так. Просто хочу всяких пустяков, которые дочь вправе ждать от родного отца.
– По-твоему, он обязан тебе всем, а ты ему – ничем? Отец тоже имеет право видеть в дочери поддержку.
– Не всякий отец. Дочь нужно заслужить.
– Он нянчился с тобой в детстве. Испугался, когда с тобой случился приступ ложного крупа.
– Замечательно! Он заботился обо мне во времена, которых я не помню. А мне ведь не так много лет! И где же он был все последующие годы, которые я никак не могу забыть?
– Не надо ничего забывать. Он всегда был с нами и делал всё, что мог.
– Да, только мог он гораздо меньше, чем отцы всех моих подруг, даже разведшиеся с их матерями.
Наташа презирала своего отца, как спортсмена, не оправдавшего надежд. Проявившего слабость накануне победы и в результате проигравшего. Она тосковала по возможности искать у него защиты и покровительства, как только может тосковать девушка в семнадцать лет, не научившаяся обманывать свои желания. Казалось – ничего не стоит шаг в пустоту, если за ним не последует второй, но даже на первый шаг не хватало сил, и она плакала по ночам.
Открылось метро, Наташа некоторое время постояла в сторонке, дожидаясь, пока вся группка ранних пассажиров втянется в вестибюль, затем медленно последовала за остальными. Она ехала домой.
Глава 7
Светало. Игорь Петрович обнаружил за окном рассвет неожиданно, будто включили оранжевую лампу низко над землей. В руках он держал глупый детектив, а вовсе не важные государственные бумаги. Время протекло в размышлениях быстро, но никакого мудрого и обдуманного выхода из сложившегося ахового положения президент так и не нашёл. Он неторопливо вернулся в спальню, желая оттянуть неизбежное, и увидел у трельяжа жену, приводившую себя в порядок.
– Где ты пропадал? – раздражённо спросила та, не оборачиваясь.
– Ночью приехала Светлана, – сразу взял быка за рога Игорь Петрович.
– Что-нибудь случилось?
– Случилось.
Ирина оторвалась от зеркала и развернулась на вертящейся табуреточке, встретившись взглядами с мужем.
– Она влипла в историю.
Жена ждала продолжения, медленно бледнея.
– Судя по всему, сбила сегодня ночью человека. Насмерть.
Ирина продолжала молчать, словно ожидала ещё более страшных новостей, но Саранцев замолчал.
– И что сделал ты? – тихо спросила жена.
– Пока ничего.
– Ничего?
– Ничего. А что, по-твоему, я должен сделать?
– Любой отец на твоем месте знал бы, что ему следует делать. Защищать свою девочку, разумеется! Где она сейчас?
– В своей комнате.
Ирина сорвалась с места и молча бросилась в коридор на помощь к своей малышке. Саранцев уныло побрёл за ней и вошел к Светлане, когда та уже сидела на постели в объятиях матери и тихо всхлипывала.
Жизнь Игоря Петровича редко ставила его перед роковым выбором. Между жизнью и смертью люди выбирают нечасто. Если они на войне, да не в тылу, а на переднем её крае. В политике на каждом шагу нужно либо предпочесть правду лжи, либо наоборот – если иначе нельзя. Он не представлял свою жизнь без жены, а без дочери – боялся. Ирина сидела в своём голубом пеньюаре, Светка – в модной белой пижамке, обе – с распущенными по плечам волосами, несчастные, ждущие от него защиты. Уверенные в его защите. Он приучил их к своей опеке, к своей надёжности, а теперь стоит рядом с растерянным лицом и думает, куда деть руки.