Мисс Гамильтон не было в офисе, только ее ассистент. Ассистент сказала, что Гамильтон была в столовой, а Лине туда идти не хотелось. В это время там будет много людей – жаворонки щебечущие! Но ассистентка Гамильтон сказала, что сама направляется туда и проводит ее. Лина пыталась сопротивляться, но безуспешно. Ассистентка подцепила ее на крючок, и она даже подумать не могла, чтобы отказаться. Только войдя в столовую и увидев присутствующую там толпу, она поняла, что зря согласилась. Ассистентка направилась к кофе машине, а Лина осталась у входа и увидела Гамильтон, стоявшую спиной к ней.

В комнате всего сидело или стояло человек десять. Они (точно «жаворонки»!) улыбались, смеялись, хотя было начало девятого. Один-двое уткнулись в газету, но другие радовались началу дня. Лина же никогда не была оптимистично настроена по утрам, но и «совой» она тоже не была. Она просто проводила свои дни ровно, в заданном темпе.

Ассистентка дошла до Гамильтон и сказала:

– Лина тут.

Все увидели, как она вошла, перестали говорить и посмотрели на вход, куда указала рукой ассистентка.

– Лина, как ты? – спросил кто-то.

Другой спросил:

– Ты сильно пострадала?

Еще кто-то спросил:

– Бедняжка! Это из-за пьяного водителя?

Очевидно, в этом «клубе жаворонков» знали, почему ее не было на работе. Лину подвели в глубину комнаты, засыпая вопросами, как произошла авария, пострадал ли еще кто-то, больно ли ей было, чья была вина, на ходу ли машина, и была ли страховка у водителя.

Лина пыталась на каждый вопрос ответить кратко, чтобы свести на нет и закончить эту групповую дискуссию как можно быстрее. Она не сказала, что в аварию попала не ее машина. Не обмолвилась ни словом о том, что за рулем был Мишель, что он был навеселе. Она не хотела, чтоб они вмешивались в ее личные дела. К счастью, никто из них не знал, что она была беременна и в результате был выкидыш. Это превратилось бы в невыносимую какофонию написанных в словаре слов выражения сочувствия: «бедная», «жалко», «ужасно», «сердце разрывается», «трагедия».

Спустя пару минут вмешалась Гамильтон, и Лина была ей благодарна за это. Она прервала этот допрос и сказала:

– Простите, но нам с мисс Демур надо кое-что обсудить до того, как она вернется к своем обязанностям.

Она всегда всех называла по фамилии.

– Сюда, мисс Демур, – сказала она, показывая на дверь.

Когда они вышли, комментарии продолжались. Лина лишь улыбнулась, когда Гамильтон ухватила ее за рукав и повела к выходу. Они шли по коридору, а комментарии и обмен мнениями все продолжались.

– Может, она в результате получит новую машину, – сказал кто-то.

В ответ послушались звуки одобрения, показывая, что, возможно, это было бы наилучшим из результатов.

Еще один сказал:

– А она не плохо выглядит.

– Вряд ли ей надо было отдыхать пол-недели, – поделился наблюдением другой, за чем последовало несколько звуков одобрения в ответ.

– Это точно ее вина. Она, наверное, выпила, – это был последний комментарий, который Лина отчетливо услышала.

Звук их обсуждения резко прекратился, когда они зашли в кабинет Гамильтон и та закрыла дверь.

– Располагайтесь, – сказала Гамильтон, указывая на один из стульев для посетителей.

Затем она обошла стол и села за него. Лина присела, как и было сказано, но села осторожно, сжимая кулаки. Жесткое сидение было чересчур неудобным, учитывая ее травму.

– Ну, мисс Демур, как вы? – напрямую спросила Гамильтон, словно учитель физкультуры в старших классах.

– Спасибо, хорошо.

Она моргнула, расслабляя мышцы.

– Мы все сожалели, когда услышали об аварии. Я надеюсь, теперь все хорошо, – сказала Гамильтон с подчеркнуто сочувственным тоном, сцепив руки в замок и облокотившись на стол.