– Помоги ей, – проговорила она, умоляюще глядя в его глаза. – Ты ведь можешь, я знаю.

– С какой стати? – фыркнул Дмитрий.

– Она такая молодая, красивая, жить бы и жить. Бедная девочка!

– А разве болеют и умирают только старые и уродливые? Я был сегодня в больнице, там таких, как она, целые толпы. И что же, я всем им должен помочь? – он увидел проблеск обиды в ее взгляде и смягчился. – Ну-ну, не принимай близко к сердцу. Зря я ее сюда привел.

На лице Машеньки появилось непривычное упрямое выражение. Выдохнув, она посмотрела строго и сказала тихо, но твердо:

– Никто и не говорит про всех. Но ей ты поможешь. Потому что я тебе велю.

– Так нечестно! Ты не должна меня заставлять! – вскинулся Дмитрий. – Мне все не просто так дается, между прочим – знаешь, как это больно, отвратительно, грязно и вообще, столько сил придется потратить... Я не хочу, неужели не понимаешь?

– Разве я часто тебя о чем-то прошу?

– Нет. Если бы речь шла о тебе, я бы все что угодно сделал. А ты пользуешься моим положением и издеваешься, – произнес он с укором.

– Не дави на жалость, – отрезала Машенька. – Просто сделай, как я говорю. Мне это нужно, и тебе, кстати, тоже.

– Да не нужно мне это. – Он вздохнул горестно, покосился на нее – не передумает ли, развернулся и вышел, скрипя зубами от досады.

***

Дверь захлопнулась, щелкнув замком, и в квартире наступила такая тишина, что Инга нарочно шаркнула тапочкой – убедиться, что внезапно не оглохла. Рыжий кот, сидевший на пороге комнаты, навострил уши на звук.

– Вот, Пряник, теперь точно мы с тобой остались одни, – сказала Инга коту.

Голос прозвучал жалобно, и ей стало противно. Чего, в самом-то деле, она ожидала? Что он бросит все дела, разведется с женой и будет утешать, держа за руку, и наблюдать, как болезнь сперва ее изуродует, а потом сведет в могилу? Ладно хоть пообещал возместить расходы, даже на это она не особо рассчитывала.

Вспомнив скорбное выражение, возникшее на его лице, когда Инга озвучила свой диагноз, она усмехнулась. Стоит людям услышать слово «рак» – и сразу начинают смотреть на тебя с подчеркнутым сочувствием, говорить вполголоса или с нарочито бодрой интонацией. Держись, мол. Ты, главное, не теряй надежды. Только все равно понятно, что с тобой заранее прощаются, мысленно вычеркивают из списка тех, с кем можно повеселиться вечерком, и впредь, упоминая в разговоре твое имя, непременно добавят: «какой кошмар!»

– Так, все! Ушел – и хрен с ним, ветер в спину. Все равно не до него сейчас, – одернула себя Инга и решительным шагом направилась в кухню.

На столе остывал ужин на двоих. Запахи защекотали нос, но вместо аппетита вызывали тошноту. Вид нетронутых тарелок, столового серебра и бокалов нагонял тоску, букет темно-красных роз казался насмешкой. Один лепесток упал – словно пятно подсохшей крови на белой скатерти.

Инга поежилась, собрала ее за углы, со звоном стряхнула все в кучу, связала в узел и вынесла  из квартиры. С трудом, но упихала в мусоропровод – еда, посуда, ваза и скатерть с грохотом полетели вниз.

Даже такое простое действие утомило ее. Инга погасила свет и прилегла на кровать. За окном сгущались сумерки, а в комнате с зашторенными окнами было и вовсе темно. Рыжий кот запрыгнул следом, потоптался по ногам хозяйки, поднялся выше и лег у плеча, пристроив голову на груди. Приобняв его, она почесала пушистые щеки, и кот зажмурился и громко замурлыкал, будто внутри него заработал моторчик.

Погружаясь в дремоту, Инга подумала, что надо бы перестать лить слезы и как-то все упорядочить. Для начала позвонить маме, сказать, что наконец рассталась с «этим козлом», помириться с ней, прежде чем сообщить дурную весть. От этих мыслей она понемногу успокаивалась. Не стоит загадывать наперед, лучше жить сегодняшним днем, потихоньку, как получается.