Он еще некоторое время рассматривал фотографию. Красавица держала за руку маленькую дочь Брэнду, которой, если верить снимку, исполнилось в то время не более четырех-пяти лет. Девочка смотрела на мать и широко, счастливо улыбалась. Майрон попытался представить нынешнюю Брэнду, улыбающуюся такой же широкой, счастливой улыбкой, но у него ничего не получилось. Между матерью и дочерью, несомненно, существовало большое внешнее сходство, но, как и говорила Мэйбл, мать оказалась несравненно красивее. Черты лица Аниты были тонкими, словно точеными, в то время как лицо Брэнды при всей его привлекательности отличалось некоторой асимметричностью и более грубой проработкой очертаний губ, скул и крыльев носа. Это не говоря уже о том, что милые округлости на лице Брэнды в области подбородка и щек, вполне естественные для пятилетней девочки, создавали у взрослой женщины впечатление легкой полноты.

– Побег Аниты стал страшным ударом для Хораса, – продолжила Мэйбл. – И он так никогда и не оправился от этой травмы. Брэнда, разумеется, тоже. Ведь она была еще совсем крошкой, когда мать бросила ее. После этого она на протяжении трех лет каждую ночь плакала. Даже когда поступила в школу высшей ступени, и то, бывало, орошала подушку слезами. Хорас говорил, что она во сне зовет мать – потому и плачет.

Майрон наконец отвел взгляд от снимка.

– А может, она все-таки не убежала?

Глаза у нее стали узкими, как щелки.

– Что вы хотите сказать?

– То, что с ней могло случиться нечто ужасное. Ее могли похитить, избить до полусмерти, убить, наконец…

На губах Мэйбл Эдвардс появилась печальная улыбка.

– Я вас понимаю, – мягко произнесла она. – Вы смотрите на эту фотографию и отказываетесь воспринимать очевидное. Трудно поверить, что такая очаровательная мать с ангельским лицом бросила свою крохотную дочурку на произвол судьбы. Знаю. Это трудно принять. Но факт остается фактом – она действительно сделала это.

– Записку можно было подделать, – продолжал гнуть свою линию Майрон. – Чтобы сбить Хораса со следа.

Мэйбл покачала головой:

– Нет.

– Но вы не можете быть уверены в этом на все сто…

– Анита мне звонит.

Он замер.

– Что вы сказали?..

– Не часто, конечно. Возможно, раз в два года. И расспрашивает о Брэнде. Но когда я начинаю просить ее вернуться домой, сразу вешает трубку.

– Откуда она вам звонит?

Мэйбл покачала головой.

– Поначалу ее плохо слышно. Как будто она говорит издалека. Похоже на помехи на линии. Впрочем, я всегда подозревала, что она находится за морями.

– Когда она звонила вам последний раз?

Ответ последовал незамедлительно.

– Три года назад. Помню, я сказала ей тогда, что Брэнду приняли в медицинское училище.

– И с тех пор ничего?

– Ни словечка.

– А вы уверены, что с вами разговаривала именно она? – Майрон неожиданно поймал себя на том, что подсознательно хочет убедить ее в обратном.

– Да. Это была Анита.

– А Хорас знал о звонках?

– Поначалу я говорила ему об этом. Но это было все равно что бередить незажившую рану. И я перестала говорить. Но иногда меня посещает мысль, что она ему тоже звонила.

– Почему вы так думаете?

– Однажды он спьяну пробурчал что-то на эту тему. Когда я потом стала допытываться, он всячески это отрицал. Впрочем, я особенно на него не давила. В обычной жизни мы никогда не разговаривали об Аните. Это с одной стороны. А с другой – она будто постоянно находилась рядом с нами. Иногда мне казалось, что она сидит вместе с нами в комнате. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду?

После этих слов в комнате повисло молчание – глухое и тяжелое, как толстые старинные гардины. Майрон ждал, когда это закончится, но гардины продолжали висеть и, судя по всему, убирать их никто не собирался.