Но страх был густо смешан с другим, не менее сильным чувством – жгучим, почти невыносимым любопытством. Что именно строит её отец там, в глубине леса? Насколько велик этот таинственный бункер? И что означает та загадочная стрелка, указывающая «глубже» на плане? Сидеть сложа руки в своей комнате, ожидая неведомой развязки, как жертва в клетке, было абсолютно невыносимо. Она чувствовала, что должна увидеть это своими глазами. Оценить истинный масштаб угрозы. Найти веские, неопровержимые доказательства, с которыми можно было бы пойти к матери, к тете Саре, или даже – мысль казалась безумной – в полицию.

Решение созрело само собой, подгоняемое липким страхом и той отчаянной, безрассудной смелостью, что свойственна юности на грани нервного срыва. В один из будних дней, дождавшись, когда отец точно уехал на работу, а мать задремала в своем кресле в гостиной после обеда, утомленная бессонной ночью, Лили тихонько выскользнула из дома через заднюю дверь. Она надела старые, выцветшие джинсы, крепкие кроссовки, которые не жалко было испачкать или порвать, и сунула в карман маленький складной перочинный ножик – не для реальной защиты, конечно, а скорее для психологического самоуспокоения, как шаткий талисман против всепоглощающего страха.

Она направилась прямиком к лесу. Сердце колотилось так сильно и гулко, что отдавало в висках и мешало дышать. Лес встретил её привычной непроницаемой стеной густой летней зелени, но теперь она смотрела на него совершенно другими глазами. Он больше не казался ей просто мирным скоплением деревьев и кустов. Он был враждебным прикрытием, зеленой ширмой, скрывающей тайное, безумное строительство, кошмарный проект её отца.

Она шла медленно и осторожно, стараясь ступать как можно бесшумнее, постоянно оглядываясь по сторонам, прислушиваясь к каждому шороху. Она миновала старый могучий дуб со зловещим знаком на коре – вырезанный крест все так же пристально смотрел на неё из древесной плоти, как немигающий глаз лесного божества. Она дошла до знакомого места у ручья, где нашла присыпанный листьями квадрат вскопанной земли и ржавый болт. Теперь она знала, что это не просто случайные находки. Это был своего рода ориентир.

Следуя какому-то внутреннему компасу, или, возможно, неосознанно запомнив направление, в котором отец обычно уходил в лес, она решительно двинулась дальше, целенаправленно углубляясь туда, где деревья стояли плотнее, сплетаясь ветвями над головой, а солнечный свет едва пробивался сквозь густую листву. Здесь было ощутимо тише, воздух стал влажнее, гуще, тяжело пахло сыростью, прелью и медленным гниением. Под ногами предательски хрустели сухие ветки, шуршали прошлогодние листья, напоминая о близости осени.

Она шла минут десять, может, пятнадцать, стараясь не терять из виду едва заметные примятости травы, надломленные свежие веточки – скупые следы того, кто регулярно ходил здесь до неё. И вдруг она увидела их – уже явные, неоспоримые признаки недавних строительных работ. Небольшая полянка, грубо расчищенная от кустарника и мелких деревьев. Неаккуратная куча свежевыкопанной земли, поспешно прикрытая куском старого зеленого брезента. Несколько пустых бумажных мешков из-под цемента, небрежно брошенных под раскидистым деревом. И отчетливые следы тяжелой садовой тачки, ведущие куда-то дальше, в самую непроглядную чащу.

Лили пошла по этим свежим следам, её сердце замирало от страха и странного, почти болезненного предвкушения страшного открытия. Следы привели её к густым, почти непроходимым зарослям высокого папоротника и дикого колючего кустарника. На первый взгляд – абсолютная, непролазная чаща. Но Лили заметила, что толстые ветки в одном месте явно надломлены и аккуратно раздвинуты, образуя узкий, почти незаметный проход. Она осторожно, задержав дыхание, протиснулась сквозь них и оказалась на небольшой, плотно утоптанной площадке, надежно скрытой от посторонних глаз со всех сторон густой стеной зелени.