Часть 9

Паранойя, до сих пор дремавшая под поверхностью его одержимости, подпитываемая бессонными ночами, статьями из интернета и, возможно, тяжелым физическим трудом, начала прорываться наружу все отчетливее. Майкл стал бормотать о «них». Было совершенно непонятно, о ком конкретно шла речь – о правительстве, о соседях, о неких теневых силах или просто о случайных прохожих.

– Они наблюдают, – мог прошептать он поздно вечером, быстро выглянув в окно и тут же плотно задернув штору. – Нужно быть осторожнее, Эмили. Они все знают. Или скоро узнают.

Эмили сначала пыталась списывать это на стресс, на недосыпание, на его разыгравшиеся апокалиптические фантазии.

– Кто наблюдает, Майкл? Что знают? О чем ты говоришь? – пыталась спросить она мягко, стараясь не спровоцировать вспышку гнева.

Он лишь отмахивался или смотрел на нее с внезапным, холодным подозрением, словно она тоже была частью «них», заодно с теми, кто «наблюдает».

– Неважно, – цедил он сквозь зубы. – Главное – не привлекать внимания. И быть готовым.

Но однажды ночью Эмили проснулась от странного, необъяснимого ощущения. Будто на нее действительно смотрят. Не из темноты комнаты, а снаружи. Она медленно, боясь поверить своим глазам, повернула голову к окну их спальни на втором этаже. Луна была скрыта плотными облаками, ночь была темной, но в слабом, неверном свете далекого уличного фонаря она увидела… тень. Четкий темный силуэт человека, стоящего внизу, на их идеальном газоне, и смотрящего прямо на их окно. Голова была слегка наклонена, словно человек внимательно изучал фасад дома. Сердце Эмили ухнуло вниз, в ледяную пропасть ужаса. Она судорожно зажмурилась, досчитала до пяти, потом снова заставила себя открыть глаза. Тени не было. Лишь пустой газон, залитый призрачным, тусклым светом. И тихий шелест листьев в ночной тишине.

Галлюцинация? Игра света и тени на сетчатке усталых глаз? Или?.. Она осторожно посмотрела на Майкла. Он спал – или делал вид, что спит, – его дыхание было ровным и глубоким. Но Эмили больше не была уверена ни в чем. Были ли таинственные «наблюдатели» плодом его больного, переутомленного воображения? Или за ними действительно кто-то следил? И если да, то кто? И почему? Неужели его странные ночные работы в лесу привлекли чье-то нежелательное внимание? Паранойя её мужа начинала медленно, но верно заражать её саму, стирая и без того хрупкую грань между реальностью и бредом, между обоснованным страхом и безумием.

Часть 10

Мир семьи Грейвс стремительно сужался, замыкался в границах дома номер двенадцать по Кленовой улице, а значения самых простых и важных слов в нем искажались до неузнаваемости, выворачивались наизнанку. Слово «защита», которое так часто и настойчиво повторял Майкл, говоря о своих «инвестициях», о глине на ботинках и подготовке к «будущему», теперь звучало для Эмили и Лили совершенно иначе, зловеще. Это была не защита от внешнего мира, его опасностей и хаоса. Это была защита от него. Полная изоляция. Добровольное или принудительное заточение. Его «безопасность» означала толстые бетонные стены, герметичные стальные двери, замки, фильтры для воздуха, подземное укрытие – полный отрыв от жизни, от света, от неба, от других людей.

Лес за домом перестал быть просто лесом. Из места для прогулок, из части окружающей природы он превратился в Зону Отчуждения, в опасную границу, отделяющую их хрупкий, трещащий по всем швам «внутренний» мир (обреченный дом) от мира «внешнего» – мира строящегося бункера, мира прогрессирующего безумия Майкла, мира темного, подземного будущего, который он упорно строил под корнями деревьев. Эта граница становилась все более реальной, почти физической. Дом – это то, что Майкл собирался покинуть или уничтожить как нечто ненадежное, временное. Бункер – это то, куда он стремился, его конечная цель, куда он, по-видимому, собирался утянуть за собой и их, вольно или невольно.