– Она оживает-т.

Не общество меняет мир, а форма, именно стихи, – как СЛОВО,

Я так никогда не закончу – тень на плетен идет буквально девятым валом.

Б. П.:

– Сказать Сол-ну о Бродском нечего – всё невпопад.

Но в том-то и дело, что есть! Ибо есть позиции, которая стоит в фундаменте советского литературоведения, которую нельзя считать полностью надуманной, так как именно о ней и говорится в Библии:

– Не будьте Фарисеями, – а это не просто демагогия вместо правды, – а ответ Иисусу Христу на Его правду:

– Нэт правды на Земле, – авось и даже выше.

Ответ Шекспиру на его вечную жизнь Джульетты:

– Только в сказке, – что и зафиксировал Лев Толстой, как свою последнюю инстанцию:

– Писят лет – представляете не мычал, не телился, а только думал:

– Почему все любит и понимают Шекспира, – а я:

– Нет!

Б. П. сейчас:

– Вот – вроде бы – серьезная претензия Солженицына к Бродскому:

– Бродский неправильно применил падеж в стихе.

Повторю еще раз специально для Бориса Парамонова это открытие Зощенко:

– Сама Земля вопиет от нелогичности, от искажения и царапания ФОРМЫ:

– Сцена – СЛОВО – сам текст настолько встает на дыбы, что не только содержание извивается как уж от творимого балагана, – что вот и приходится применять даже:

– Обратную перспективу.

А тут про падежи заикаются, когда еще так и не поняли:

– Зачем вообще говорят.

А то еще и присовокупляют:

– Читаю, пишу, перевожу, – и вот последнее, авось и правильно, если иметь в виду:

– На Ту сторону Стикса.

Б. П.:

– Какие идеи могут быть в перспективе смерти? – Никаких.

Но вот Шекспир и ответил Ромео и Джульеттой:

– Новый Завет уже тут, а вы его не замечаете.

И именно об этом написали Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Грибоедов, Достоевский.

Приводятся слова Солженицына, что Чехов плохо писал о русской деревне. Повторю:

– В художественном произведении изображение переворачивается, как в фотоаппарате.

Как только у читателя возникает это видение – на миг – что идет кино, спектакль, что на столе лежит КНИГА, – так события, видимые невооруженным глазом – значит – закрывают события реальные.

Как разговор Сильвии с Протеем в Двух Веронцах Шекспира, как в Дубровском:

– Надо, чтобы все думали:

– Они расстались не солоно хлебавши, – чтобы под прикрытие этой целомудренности – никто так никого и не трахнул:

– Герои были счастливы, – пусть без вас.

Поэтому:

– Мы и так живет плохо – зачем нам, следовательно, еще и социализм, – а:

– Дядя Мистер Икс.

Стр. 120 в тексте Corbel, 12

Б. П. опять повторяет, что в перспективе смерти идей нет. Но Человек, увы:

– Умирает, – и, поэтому Евангелие устроено именно на перспективе Этой идеи.

Но и Б. П., как обычно может сказать:

– Реальность мы не обсуждаем, – ибо Евангелие – это и есть Реальность, но именно:

– Вместе с Человеком, – как и о чем написан и Воображаемый Разговор с Александром 1 Пушкина – СПЕЦИАЬНО.

Опять Борис Парамонов:

– Солженицын правильно понял, – что?

Не имеет значения, ибо Солженицын ценен только тем, что абсолютно ничего – как специально – понять не может. Это его априорное везет ничего не понимать, и дало ему право:

– Культивироваться, – а не Аксенову, например, или еще кому-нибудь такому же, – ибо:

– Аксенов, хотя и не был писателем художественной литературы – если не считать ее советского балагана, – но от здравого смысла решил не отказывать, как грится:

– Враз и завсегда.

И вот Б. П. мечтает, что Сол-н перекрыл своим колодезным бормотаньем – как Лео Иль своим тарахтеньем трактора – хоть здравый смысл.

Нет, здравый смысл встал над художествами Сол-на пирамидой Хеопса.

Чехов – певец интеллигенции, – говорится. И:

– Так можно сказать, если иметь в виду, что все остальные знают, да, но к сожалению, не все буквы в Алфавите.