Заселились в барак. Настоящий, взаправдашний каменный барак. Две большие спальные комнаты, по шесть двухъярусных лежанок с поролоновыми матрацами и подушками, большая кухня с печкой-буржуйкой. (Камнями, что ли, они её топят? Или кроватями?) По бараку, хлопая дверями, разгуливали сквозняки с Мавензи, устраивая восходителям позднюю осень Крайнего Севера Западной Сибири, того самого Очень Крайнего Севера36, где Серов прожил семнадцать лет.

Юре и Ане достались две верхние лежанки у дальней стены. Хорошо бы, если верхняя и нижняя, но и так ладно, хотя бы вместе. Они разложили спальники, забросили наверх вещи и… присели передохнуть. Здесь теперь всё так: сделал… сел… передохнул. С кислородом – швах, не разбегаешься.

Ввиду большой людности и ложной скромности пошли переодеться на улицу, а заодно разыскать туалет. В очередной раз были уязвлены. Кафельный туалет блистал нереальной чистотой и гигиеной, и это при том что в Кибо нет ни единой лишней капли воды! А всё – дешёвая рабочая сила. Портеры и уборщики буквально за гроши выполняют свои обязанности, другое дело, что выполняют их образцово.

На обед Аня снова ничего не ела, только попила чай с печением. Сплошное расстройство с ней. «Не бережёт „скафандр“, зараза!» – ругался Серов.

– Вот что с ней делать на Горе, если возьмётся помирать от истощения? – вопрошал он Алекса. – В палатку заворачивать? Так нет никакой палатки!

После обеда, экономя силы и калории, забрались в спальники. Но поспать не получилось – сначала пошёл дождь, он громко барабанил по тонкой металлической крыше, потом дождь передумал быть водой и выпал снегом, отчего в комнате захолодало до полной невыносимости. Дверь при этом закрываться перестала совсем, и в неё теперь как к себе домой заходил ледяной ветер с Мавензи, шевеля целлофановые пакеты, газеты, невесть как сюда попавшие (какой чудак носит сюда газеты?), обертки от конфет и печений, выхолаживая спальники и окончательно замораживая вялых, как зимние мухи, восходителей. Ко всему прочему очередные скандинавы развели шумный восточный базар. Юра с Аней терпели-терпели, терпели-терпели, а потом Аня не выдержала и рявкнула: «Shut up!». Юра хотел добавить что-нибудь про «fuck…», но передумал, русские – люди культурные, не то что эти скандинавы, рвотной болезни на них нет… В итоге за три часа до ужина они не только не выспались, но изнервничались, издёргались и промёрзли как цуцики…

И тогда они решили, что с них хватит!

И стали утепляться!

Африка у них…

Экватор, блин!

Лето вечное!

Ага…

Они паковались в термобельё, натягивали шерстяные носки, доставали теплые жилеты, перчатки, шапки. Стало теплее уже от того, что интенсивно двигались, хоть снова задохнулись… Теплее стало, но всё равно хотелось шуб, пуховиков и тёплых батарей центрального отопления. А ещё на ужин Аня уже привычно ничего не съела. На неё накатила отрешённость, даже, может быть, обречённость. Ночью же штурм, чёрт побери! Снова ругался Серов. Холодно, чёрт побери! Нужно откуда-то брать силы… Но по чесноку, есть и ему тоже не было никакой возможности. Тонко и пронзительно тошнило. И Юра тоже не стал ничего есть.

Но хитрый Доктор Килиманджаро снова по приборам рассказывал сказки: и чувствуют они себя неплохо, и пульс неплохо, и насыщение крови кислородом неплохо… Всё неплохо.

Нет, брат! Плохо! Всё плохо! Всё! Да только отступать некуда…

После заката Юра скандинавским немцам продемонстрировал «один русский хитрость», как через обыкновенную тряпку закрыть дверь, чтобы не дуло. Как истинно разумные существа, изумлённые европейцы быстро переняли опыт русского варвара. А то всю дверь ботинками заваливали, чисто дети! А ещё Юра, вспомнив древнюю мудрость: «если лежат двое, то тепло им; а одному не согреться»